У меня осталась последняя неделя отпуска. Две недели до начала учебного года. Я не очень-то чувствую себя готовой к этому, но начинаю морально готовиться, потому что а какие еще есть варианты?
Наверное, идея провести большую часть отпуска не вылезая из дома была не самой лучшей. Да. конечно, приятно делать только то, что хочешь, спать в своей удовольствие, вязать и писать каждый день. Только вот ощущения именно отдыха такое времяпровождение не оставляет. Хорошо, что у меня была неделя в Пухлякове - вот это было настоящее переключение, настоящий отдых. Уже что-то.
Для полноты счастья разумеется, разумеется я простудилась в эту последнюю неделю. Сама виновата, конечно, не стоило так увлекаться холодным душем, даже если на улице жара. Ну что поделать, если ни моря, ни реки, ни хотя бы купальной лужи поблизости нет, а поездка напомнила мне, что вода - это все же моя стихия, и я могу общаться с ней и она поделится силой. Только не горячая, а вот такая - холодная и текущая... И потому холодный душ - это такой быстрый выплеск эндорфинов.
Мда. Ну теперь-то я сижу тут безо всяких эндорфинов, зато с чашкой горячего чая, а снаружи снова набирает силу жара, и надо кофту сшивать, но глаза слезятся и не фокусируются, и вообще хочется уткнуться кому-нибудь в колени и чтобы пожалели, но одновременно четко помнишь, что ты разучилась тыкаться и жалеться, и гррр...
Так, ладно. У меня все еще есть вязание, которым можно хоть с закрытыми глазами заниматься. А вечером я возьмусь за тест, он хоть и придуман шесть лет назад, но снова начинает проникать мне в голову и захватывать ее, и провоцироваь новые идеи, и этого всегда хорошо.
А потом начнется работа, и я стану меньше спать, зато уж гарантированно буду выбираться из дому каждый день, и это большой плюс (не говоря уж о зарплате, ибо отпускные закончились давным давно). И дети, я все же люблю детей и надеюсь, что школьная рутина не вытеснит из головы все те идеи, что я придумала за лето, и у меня хватит на них сил.
В общем.. это не то чтобы ворчалка. и не то чтобы жалобная песнь, просто срез настроения, простите, если что

---

Внезапная сказка

То есть, не то чтобы внезапная, я ее еще в июне написала. Просто не знаю, окуда она вдруг взялась. Но вижно понадобилась, так что вот вам.

Сказка про Абудая.

В народе Абудая существовал древний обычай. Испокон веков каждый мальчишка, достигший четырнадцатилетнего возраста, отправлялся один в самую чащу леса. Три дня и три ночи в полном одиночестве он постился, молился и слушал, ожидая, когда к нему явится Великий Предок.
Предок всегда появлялся в виде дикого зверя и даровал своему потомку способность обращаться в этого зверя, когда захочет. Эта способность не раз служила их роду добрую службу. Могучие воины медведи, отважные охотники волки, ловкие следопыты лисы, неутомимые работники зубры и чуткие к природе лекари олени — все они делали поселения их народа неуязвимыми для врага, закрома полными и детей здоровыми и счастливыми.
Неудивительно, что Абудай с нетерпением ждал того момента, когда наступит его время отправляться в лес. С нетерпением, но и с некоторым страхом.
— Но что, если Великий Предок не придет ко мне? – спрашивал он у отца. – Что, если я так и буду ждать в лесу, но никто не подойдет ко мне?
— Он обязательно придет, — уверял его отец.
— И обязательно дарует тебе самый могучий, самый сильный облик, — подхватывала мать. Она, как и любая мать, верила, что ее сын самый лучший, самый замечательный и уж конечно заслуживает превращения в самого завидного зверя.
— Вот бы это был лис, — мечтательно протянула младшая сестра, Аайна. – У лис такая пушистая шерстка.
— Скорей уж медведь, — возразила Керике, сестра старшая. – Никто так не любит орехи в меду, как наш Абудай.
— Много вы понимаете, — ворчал Абудай на глупых девчонок, но мысленно соглашался, что превращаться в медведя было бы здорово. Да и лисы в их роду всегда ценились.
И вот наконец настал долгожданный день. Вечером мать приготовила праздничный ужин и позвала старейшин рода, чтобы они благословили ее сына. Старейшины благодарно приняли угощение, похвалили и пироги с ягодами, собранными Абудаем, и жареную косулю, принесенную им с охоты. Сам мальчишка за стол не садился, его делом было готовиться к ритуалу.
Когда село солнце, старейшины в сопровождении почти всех жителей селения отвели Абудая на край леса и сказали ему идти прямо до тех пор, пока он не окажется на краю маленького озера. Там ему и предстояло провести три дня и три ночи.
Долго шел Абудай по ночному лесу. Другой кто может и испугался бы темноты или заплутал среди невидимых стволов, но для мальчишки лес был родным домом. И если бы зоркий ястреб взглянул с высоты на его путь, тот выглядел бы ровным, как полет стрелы. Под самое утро дошел Абудай до описанного старейшинами озера, и первые лучи солнца отразились от темной воды, отмечая начало трехдневного поста.
Первым делом мальчик собрал хворост и разжег костер, как того требовал ритуал, а потом долго сидел, глядя в огонь и мысленно повторяя имена предков. Иногда он поднимался, чтобы размять затекшие ноги, и снова возвращался на свое место. Так прошли день и ночь, и второй день, и вторая ночь. Постепенно голод стал ощутимее, и Абудай все чаще подходил к озеру — напиться воды, хоть чем-то заполнить ноющую пустоту желудка.
Наступала третья ночь, и все еще ни один зверь не подошел к мальчику, лишь иногда в кустах что-то шелестело, да посверкивали глаза среди стволов — а может, это все была только фантазия Абудая. Но лес опустилась темнота, лишь над озером был виден кусочек неба, в котором посверкивали звезды — холодные и далекие. Голова у мальчика слегка кружилась, а в душе зарождалось ужасное сомнение — неужели он так и не дождется волшебной встречи?
Но все так же упрямо Абудай гнал прочь тревожные мысли и сосредотачивал все свое внимание на повторении имен предков. Он только что дошел до самого дальнего известного ему имени — Сэйтера Ловкого, одного из тех, кто первыми пришли на место нынешнего селения, кто построил первый семейный дом — и приготовился начать снова с имени дедушки, ушедшего к предкам всего в прошлом году, как вдруг что-то легонько стукнуло его по затылку. Быстро, как молния, обернулся Абудай, одновременно хватаясь за нож у пояса, но никого не увидел. Повертев головой и убедившись, что ничто не шевелится в тенях, он снова опустился на шерстяной плащ, служивший ему подстилкой. Что-то мешало ему сидеть и, чуть повозившись, Абудай вытащил из-под себя орех. Крупный зрелый орех, откуда он только тут взялся — вокруг озера не было орешника.
Пока мальчик размышлял об этом, снова что-то стукнуло его по затылку, и прямо ему в ладонь свалился еще один орех. А потом еще один — и снова предварительно стукнув Абудая, на этот раз по макушке.
— Эй, кто тут шалит?! А ну-ка, покажись! А если прячешься в кустах — значит ты трус.
И тут же, словно она дожидалась этого приглашения, на плащ Абудая запрыгнула белка. Крупная, больше обычных, в летней еще рыжей шкурке, с огромным пушистым хвостом. Запрыгнула и замерла, глядя на мальчика, всем своим видом говоря: «Звал? Ну, вот она я. И что ты теперь будешь делать?»
Первым порывом мальчика было попробовать схватить наглого зверька. Из этой шкурки отличная опушка выйдет сестре на рукавички. Но что-то заставило его остановиться. То ли уверенное спокойствие, с которым белка и не думала шарахаться от протянутой руки. То ли странное, почти человеческое выражение ее мордочки — Абудаю даже показалось, что наглый зверек усмехается. Вот белка наклонила голову, в черных глазках вдруг полыхнуло золотистое пламя, и мальчик с ослепительной ясностью понял — перед ним сам Великий Предок.
Мгновенная радость — он все же пришел! — тут же сменилась удивлением, смятением, а потом и страхом. Нет-нет, не может быть, чтобы это был его зверь!
— Великий Предок, — проговорил мальчишка дрожащими губами, низко кланяясь. – Велика твоя мудрость и все в этом мире тебе известно. Любой твой дар — великая честь. Но все же… может быть, ты все же выберешь для меня другой облик? Более полезный моему народу?
Помедлил немного и совсем уже по-детски добавил:
— Ну, пожалуйста!
Белка, разумеется, не ответила ему словами — Великий Предок никогда не разговаривал со своими потомками напрямую. Она лишь сунула лапку за спину и непонятно откуда извлекла еще один орех. Ловко раскусила его и положила перед Абудаем. Когда он замешкался, она что-то недовольно прострекотала, и мальчик сдался — взял предложенное угощение и положил в рот. Белка совсем по-человечьи кивнула, потом запрыгнула на плечо Абудая, мазнула по щеке хвостом, словно погладила. А в следующий момент ее и след простыл.
И вот тогда Абудай позволил себе совершенно неподобающий мужчине поступок — он заплакал.
Когда настало утро, мальчик тщательно загасил костер, засыпал угли землей и отправился домой. Ноги еле двигались, спешить не хотелось. Что он скажет родным? Как объяснит, что за зверем наградил его Великий предок. То-то смеху будет, когда все узнают.
В конце концов Абудай решил вообще ничего никому не говорить. Это бывало порой — вернувшийся из леса какое-то время хранил тайну, мысленно переживая общение с высшими силами. В селении к его молчанию отнеслись с пониманием, и лишь мать порой посматривала с тревогой на единственного сына, да младшая сестренка приставала — так уж ей было любопытно узнать.
Но, разумеется, долго хранить тайну было невозможно. Тем более что поначалу прошедшие посвящение не очень хорошо контролировали новую способность и порой превращались в своего зверя в самый неожиданный момент. Вот и с Абудаем вышло так. Да еще ладно бы дело было дома, но нет, он превратился посреди группы сверстников, как раз когда они собирались отправиться в лес, к дальнему орешнику. Его друзья не стали сразу над ним смеяться. Может это было бы даже не так обидно. Нет, после секундного замешательства, мальчишки наперебой принялись его утешать и рассказывать, для чего может пригодиться его звериный облик. Но Абудаю вовсе не хотелось, чтобы его жалели, он хотел, чтобы им восхищались, гордились и, что уж там, может быть даже немного завидовали. Потому он и удрал от сочувственных взглядов друзей подальше в лес, забравшись на самое высокое дерево и обиженно думая: «Вот вам полезное применение».
Знание о том, в какого зверя превращается Абудай, быстро разлетелось по селению — когда он вернулся после обиженного сидения на дереве, он обнаружил, что знают уже все. Кто-то из младших мальчишек завел песенку «Белочка-белка, принеси мне орехов». Абудай подумал было запустить в них орехом, который и правда был у него в кармане, но быстро передумал. Не будет он воевать с малышней.
Старшая сестра встретила его усмешкой:
— Я же говорила, не зря ты так любишь орехи в меду!
Мать, конечно, цыкнула на нее, прогнала на кухню, а сама принялась обнимать сына и уверять, что гордится им. Выглянул во двор отец, серьезно покивал и заметил, что Великому Предку виднее, что нужно каждому человеку и всему роду. Младшая же сестренка просто повисла на его руке и стала упрашивать «показать ей белочку». Что тут оставалось делать? Абудай быстро оглянулся — нет ли вокруг соседей — и превратился в пушистого зверька. Сестра радостно завопила и немедленно подхватила его на руки. Ну что ж, хотя бы кому-то все случившееся с ним принесло искреннюю радость.
Жизнь постепенно вошла в прежнее русло. Не то чтобы Абудай смирился с несправедливостью своего звериного облика, но и все время грустить по этому поводу он не мог — отвлекали домашние дела, походы в одиночку на охоту и с друзьями за грибами. Сказать правду, одиночные путешествия по лесу Абудай теперь предпочитал веселой компании. Не потому, что его обижали, и не потому, что он завидовал друзьям, нет. Но все же, когда подростки, забравшись поглубже в лес, принимались превращаться и устраивать шуточные схватки и соревнования между своими зверями, он всегда чувствовал себя немного лишним.
Вот и в этот день Абудай отправился в лес один. Деревья постепенно меняли летний наряд, примеряли золотые и красные одежды, лишь вековечные сосны неизменно зеленели, да кедры вздымали к небу прочные стволы. Абудай собирался набрать для Аайны последних оставшихся в лесу орехов, сестренка любила вареное в меду лакомство не меньше, чем он сам. Он быстро обчистил ветки кустов, растущих вдоль ручья, набив заплечный мешок до половины, и задумался, что дальше. Возвращаться домой не хотелось, погода был на удивление теплая и сухая для осени, и мальчик решил набрать еще и кедровых шишек.
Все ближние к селению кедры были давно обчищены, поэтому Абудай закинул мешок за плечи и двинулся на север, где, он знал, в паре часов ходу рос густой кедровник. Он запросто успеет добраться туда, набрать шишек, и вернуться домой до наступления ночи.
Расчет мальчишку не подвел — шишек на этих кедрах оказалось много. Раз за разом он превращался в белку и ловко взбирался по ломким веткам, сбивая встреченные по пути шишки, а потом спускался вниз, превращался и набивал ими мешок. Вскоре тот уже еле вмещал в себя добычу. Абудай с сомнением посмотрел на следующее дерево. Шишки на его ветвях словно дразнили: «Что, уйдешь? Оставишь нас на съедение настоящим белкам?» Махнув рукой, мальчик превратился и поскакал с ветки на ветку. Уж как-нибудь уместит он все в мешке, зато как довольна будет младшая сестренка. Да и старшая обрадуется. Хоть и поддразнивала она брата, а все же Абудай любил ее. Что поделаешь — сестра.
Шишку за шишкой сбрасывал мальчик вниз, пока не добрался о самого верха. Ветки стали опасно прогибаться даже под весом легкого беличьего тела, и Абудай знал, что больше рисковать нельзя. Но прежде, чем он успел повернуть назад, то есть, вниз, его чуткий беличий нос уловил посторонний, чуждый для леса запах. «Опасность!» — мелькнуло в голове еще до того, как мальчик успел распознать запах. А как узнал — встревожился еще больше. В лесу, вдали от жилья, запах дыма редко сулил что-то доброе.
Осторожно, держась поближе к стволу, Абудай взобрался почти на самую вершину дерева и принялся оглядываться. И действительно, над ближним холмом, поросшим густым лесом, поднимался дым. Причем поднимался не тонкой струйкой, какую дает одинокий костер, это был широкий столб. А вот и еще один, левее… Прямо на глазах Абудая столбы дыма расширились и сомкнулись в полупрозрачную стену. Нехорошо, ай, нехорошо!
Решив разведать поближе, мальчик припустил к холму, прыгая с ветки на ветку, с дерева на дерево, забыв об оставленном внизу мешке: если опасность окажется выдуманной, он всегда сможет за ним вернуться. Белка быстро двигалась вперед, а навстречу ей ветер нес все более ощутимый запах дыма. Запах лесного пожара. Дым над вершиной холма становился все гуще, вот уже в нем появились и отблески пламени. Вот пожар уже перевалил вершину холма и двинулся вниз и вперед — прямо к мальчику. Прямо к селению!
Абудай сделал еще несколько прыжков вперед, но дальше разведывать было бесполезно, он и так видел, что пожар большой и движется быстро. Теперь главным было предупредить людей. Не раздумывая, Абудай повернул назад и заскакал в сторону дома. Как хорошо, что он так часто в последнее время превращался, чтобы спрятаться от друзей! Теперь он был уверен в своем зверином теле, и ему не надо было задумываться, чтобы выбрать, на какую ветку прыгнуть следующей, которая выдержит его вес и спружинит, помогая двигаться дальше, а которая предательски обломится прямо под ним. Лапы двигались сами по себе, пушистый хвост взлетал то вверх, то вбок, помогая поворачивать и удерживать равновесие, а голова была занята совсем другим. Сколько времени он добирался до кедров? Насколько быстрее он движется в беличьем теле, чем в человечьем? И насколько быстро двигается пожар? Успеет ли Абудай обогнать огонь, успеет ли предупредить? А потом он и вовсе перестал думать, сосредоточившись лишь на том, как сокращаются мышцы, как работают суставы, как стучит в груди маленькое беличье сердечко.
Он рыжим клубком скатился с последнего дерева на краю леса, на ходу превратился и бросился в центр селения, там, где висел на тяжелых столбах старинный металлический лист. Схватив лежавшую у подпоры дубинку, Абудай изо всех сил заколотил ею по листу. Загрохотал, завибрировал лист, раскатился над домами тревожный звон, изо всех домов высыпали на улицу люди, переглядываясь и спрашивая друг друга, что случилось. И только тогда мальчишка выдохнул:
— Пожар! Пожар в лесу. На северном холме уже горит. В нашу сторону движется!
Люди забегали, засуетились, а Абудай привалился к тяжелой опоре и наконец позволил себе перевести дыхание, расслабить гудящие от напряжения руки и ноги.
Он отдыхал недолго, очень скоро его захватила общая суета. Беспорядка в ней, однако, не было, в селении все знали, что делать. Старшие девочки принялись собирать малышей, чтобы, если понадобится, увести их за речку, протекавшую недалеко к югу от селения. Мальчишки, еще не прошедшие посвящения, но уже достаточно сильные, вместе с женщинами таскали воду из колодцев, поливали крыши домов, чтобы не загорелись от случайной искры, если огонь подойдет совсем близко. Мужчины же двинулись к лесу — торопливо перекапывать слегка заросшие сорняками канавы по краю леса, валить слишком разросшиеся деревья, по которым огонь мог перепрыгнуть давным-давно оставленную вокруг домов пустую полосу. Старейшины же, посовещавшись, принялись готовиться к тому, чтобы пустить встречный пал в надежде, что это отведет пожар в сторону от селения. Пригодились тут и медвежья мощь, и кабанье упорство, и лисий расчет, каждому нашлось дело, у каждого была одна цель — спасти родной дом.
И Абудай тоже не отставал от других — он то таскал воду, то взлетал на верхушки деревьев, проверить, не видно ли уже дыма, то скакал с дерева на дерево, чтобы доставить сообщение от старейшин ушедшей в лес на разведку группе мужчин.
Это был долгий и тяжелый вечер, и лишь когда в небе появился луна, красная и сердитая, словно раздраженная клубами дыма, стало ясно, что они справились, и что огонь не доберется до строений. Жители разбрелись по домам грязные, усталые, но довольные собой.
На следующий день все селение собралось для того, чтобы чествовать Абудая, ведь без его зорких глаз и быстрых лап они не узнали бы о надвигающейся беде заранее и, кто знает, возможно не успели бы ее предотвратить. Мальчишка сидел за накрытыми столами красный, словно грудка снегиря, и слушал похвалы в свой адрес и речи о мудрости Великого Предка, который так вовремя послал своим потомкам именно того, кто мог их спасти.
А потом жизнь пошла своим чередом. Можно было бы подумать, что после случившегося Абудай проникнется, наконец, важностью замысла Великого Предка и станет гордиться своим звериным обликом. Но нет. Он по-прежнему смущался превращаться перед друзьями и по-прежнему слегка завидовал тем, кто превращался в медведей или волков. Но он играл с сестренкой, забирался на вершины деревьев, чтобы разглядеть, что прячется за горизонтом, сбрасывал вниз яблоки и шишки с самых верхних веток, когда наступало время урожая. Когда-нибудь он привыкнет к этому, когда-нибудь станет по-настоящему ценить, когда-нибудь расскажет своему сыну, что у каждого есть свое место в роду, свой смысл и свое назначение. Ну а пока он был просто мальчишкой, хоть и не любил, когда его так называли. И все у него было еще впереди.

---

Я давно не писала стихов и давно не писала заговоров, так что это вряд ли то или другое. Но оно пришло, и я его записала, и значит оно - именно то, что нужно.

в детстве все кажется просто
нужно лишь повторять
то же что делают взрослые
чтоб научиться летать
если слушаться маму
и хорошо учиться
то уж тогда обязательно
все должно получиться
все очевидным кажется
сомнений не вызывает
мама же не сомневается
а она у меня вон какая
и похвалы ожидая
все выполняя послушно
часто не отличаем
хочется от нужно
и что это значит - нужно
а время идет безжалостно
колеса скрипят натужно
дни и года перемалывая
детство уходит в прошлое
и выполнив все условия
смотрим в глаза беспомощно
бессоннице у изголовья
все у нас как положено
планы давно исполнены
цели давно достигнуты
только вот счастье где оно?
где чудеса обещанные?
неба простор безбрежный?
воинами поверженными
детские спят надежды
сон их немой, бесшумный
можно прервать однажды
только вот - так ли нужно?
только вот - очень страшно.
все ведь и так устроено
все ведь и так как надо
небо глядит спокойно
звездным нездешним взглядом
если ему поверить
если проснуться рано
небо откроет двери
небо закроет раны
ветер расправить крылья
в спину толкнет легонечко
станут надежды былью
если тебе захочется
в теплые страны южные
двинувшись вслед за птицами
мы позабудем нужное
будем хотеть учиться
хочется значит можется
можется значит сбудется
детство оно не закончилось
все у тебя получится.

---

Я очень люблю Лиз Климо. Ее картинки всегда добрые. Но еще они иногда попадают болезненно близко к цели. Например вот эта

перевод

я учусь устанавливать здоровые границы, четко определяя свои пределы - Как? - а вот так
лично для меня внезапно оказывается идеальным наглядным объяснением набора веса как защитной реакции, ага.

---

Собиралась рассказать о прививке. Но... либо надо было делать это сразу, пока эмоции кипели, либо совсем уж не делать, потому что скучно, на самом деле.
Ну для начала об отношении. Я честно собиралась сделать прививку, как только они появились. Я вообще верю в нашу медицину, все прививки у меня сделаны, и даже от гриппа я стала делать, когда начала работать в школе. Решила только дождаться конца учебного года, потому что - а вдруг побочные эффекты? как всем известно, учителю легче переболеть в свое свободное время, чем взять больничный, а потом наверстывать программу. Особенно в конце года, когда наверстывать некогда. Ну так вот. Пока заканчивался учебный год, реклама прививок перешла все границы разумного и шагнула далеко в область безумия. Что конечно же сразу вызвало реакцию отторжения и я зависла. Но кто бы сомневался, наш губернатор в числе первых объявил об обязательности прививок для всех, работающих с людьми, и вопрос был решен за меня.
Процесс. Казалась бы, что может быть проще - сделать прививку, про которую кричат на каждом углу. Ха! Мы ведь говорим нашей поликлинике. Организационные вопросы - это не то. с чем они справляются хорошо... или вообще справляются.
Итак. Я записалась на прививку на Госуслугах. Потому что я социофобушек местами и мне легче сделать что-то на сайте, чем позвонить. Придя в поликлинику предусмотрительно (Ха!*2) за полчаса до назначенного времени, я обнаружила, что все стены оклеены объявлениями, гласящими, что для того, чтобы попасть на прививку, нужно зарегистрироваться в кабинете номер такой-то. Я на всякий случай поймала проходившего мимо врача и уточнила. "Точно-точно", сказал он. Я посмотрела на кабинет номер такой-то. Очередь состояла человек из 10. Я села на лавочку и достала вязание, потому что я же предусмотрительный человек, да?
Короче. Очередь из 10 человек заняла больше двух часов. Потому что кроме очереди медсестра в кабинете еще и отвечала на телефонные звонки и записывала на прививку звонящих. А звонили они без перерыва. Когда я дошла до нее и сказала про Госуслуги, она поинтересовалась - а чего я тогда к ней-то стояла, надо было сразу идти в кабинет с уколами. А, написано? Ну так это мелочи, надо было сразу идти. А так мое время уже прошло, надо записываться на новое. И я записалась. На девять вечера, решив, что там будет меньше народу.
Надо ли говорить, что когда я пришла вечером, опять же, с запасом времени, я увидела очередь уже из 15 человек. И врача, объявившего, что колоть будет в порядке живой очереди, не глядя на то, куда вы там записаны. Ну что. я извлекла телефон. открыла AO3 и стала ждать. Заняло это чуть больше часа. В кабинете врач сказала мне. что вообще нигде никуда не надо записываться, что надо просто прийти в любой момент к ней в кабинет, и она всех колет, кто приходит, что она просила начальство сняь все эти объявления и закрыть эту ненужную регистрацию, но ее не услышали.
Итого, у меня есть первый компонент "Спутника", четверть связанной митенки и несколько глав прочитанного фика. В принципе, не так и плохо, если б не отсутствие вентиляции в коридорах поликлиники в жару +37.
Посмотрим, что будет через 3 недели. Врач сказала просто идти к ней. Sounds fake but ok.
Сейчас идут четвертые сутки после прививки. ничего превентивного я не пила из принципа. Чувствую себя нормально, только место укола чуть припухло и побаливает на ощупь. Будем жить - узнаем, что дальше.
Вот такие приключения, ага.

---

А где был я вчера

Точнее нет. Вчера я была на прививочном пункте. Но это совсем другая история, которую я даже расскажу. Но сначала я хочу таки добраться до рассказа о моем недельном бегстве от цивилизации

Не то чтобы совсем от цивилизации. Я не ушла в леса, нет. Я просто уехала с друзьями в Пухляковку. Это хутор в Ростовской области. А еще точнее - я уехала в "Затерянный мир", историко-этнографический комплекс и базу отдыха на окраине этого хутора.

Впервые меня туда вытащили в прошлом году друзья, которые сами ездят туда много лет, с тех пор еще, когда не было никакого комплекса, а был старый разваливающийся пионерский лагерь, превращенный в базу Раздорской археологической экспедиции, что много лет была ( и есть) в нескольких километрах оттуда. С тех пор там появились приметы цивилизации - включая кондиционеры, что важно при температуре +37, даже если вдали от города, асфальта и бетона она переносится легче. Появились профессионально созданные реконструкции строений каменного века, а так же казачьей усадьбы, казачьего редута, кургана с захоронениями и где-то сбоку даже индейского поселения А я просто влюбилась в это место за то, что там как-то мгновенно отключаешься от суеты, тревог, шума. Там очень спокойно. Умиротворенно. Это как выключение внутреннего монолога, только во всеобъемлющем масштабе...Трудно объяснить. и в любом случае - это мое исключительно восприятие. Но в любом случае - я накупалась, загорела, пожертвовала долю крови комарам, отдохнула и перезагрузилась. И немножко лучше узнала себя, что тоже всегда полезно

А вам от всего этого счастья достанется только несколько фоточек







Это вот баба на кургане, рядом с которой только и ловился мой интернет

---

Итоги - июль

Продолжаем акцию "Ни дня без строчки". Правда, в июле это было не совсем ни дня. Во-первых, вмешалась неделя вдали от цивилизации. Я честно собиралась что-то писать и там, но мало того, что руки не доходили. так и все взятые с собой ручки героически закончились на третий же день, так что я даже утренние страницы не писала. Ну и кроме того - я дописала большую историю. И слегка зависла. Но теперь я снова в строю, я взялась приводить в порядок и дописывать текст, начатый шесть лет назад. Пока я вожусь с уже записанным, трудно считать производительность в словах, как раньше, но я считаю, что это все равно засчитывается как выполнение условий акции. Так что... вот такие результаты.
Продолжим в том же духе.

---

Фамилиар, глава 41

последняя, в которой все совсем хорошо.
Текст на Фикбуке

Глава 41

Обед был предсказуемо вкусным и долгим. Даже слишком долгим, на вкус Тьена. Его обычный аппетит на этот раз отступил, оставив место другим желаниям, и он то смотрел не отрываясь на Рена, то опускал глаза и прислушивался к доносящимся от него эмоциям. И считал минуты до того момента, когда можно будет покинуть кухню.

— Ну что, мальчики, это ваш праздник, поэтому мы с Изи уберем со стола, а вы ступайте, отдохните. — Глаза Мары весело посверкивали, но Тьену было все равно. Кухарка могла подсмеиваться над ними сколько угодно, главное — они были свободны. Как только Рен поставил свою кружку на стол, Тьен вскочил, схватил его за руку и потащил в сторону лестницы, не слушая притворного ворчания. Впрочем, ворчание длилось недолго, наверху лестницы Рен уже тихо посмеивался, а когда за ними захлопнулась дверь комнаты, рассмеялись уже оба. Не потому, что происходящее было так уж смешно. А потому что обоим было просто необходимо дать выход своей радости. Радости, которая удваивалась, потому что они могли чувствовать друг друга, а осознание этого в свою очередь увеличивало радость, и этот цикл все продолжался, пока обоим не начало казаться, что их тела не способны вместить столько эмоций.

— Связь, — выдохнул Рен, прислоняясь к двери. — Я читал… только что созданной связи нужно время, чтобы прийти в равновесие, до того момента она может быть несколько… ошеломляющей.

— Кажется, я знаю, что с этим делать.

Тьен шагнул вперед, всем телом прижимая колдуна к двери, запустил пальцы в его волосы и нашел губами губы. Он оказался прав — эти ощущения связь тоже усиливала, нежность и желание захлестнули их с головой, придавая глубину поцелуям, ловкость пальцами и отзывчивость телам.

В одну из ночей после того, как Тьен сделал колдуну свое предложение, когда фамилиар пришел в очередной раз охранять Рена от кошмаров, когда губы их онемели от поцелуев, а руки Тьена уже забрались под рубашку колдуна, тот, заметно смущаясь, признался, что никогда еще не был ни к кем близок. Тьен честно сказал, что им не обязательно спешить. Рен тут же принялся уверять, что не имел ввиду этого, но что-то в его взгляде не давало Тьену покоя, поэтому он приглушил на время свои желания. Спокойствие Рена было для него важнее.

По мере того, как они постепенно изучали тела друг друга и учились доверять друг другу и в этой, новой области, Тьен сообразил, что дело действительно было не в страхе перед самой близостью. Несмотря на то, что они перестали скрывать друг от друга свои чувства, Рен все еще с трудом верил, что его иссушенное магией тело может привлекать кого-то. И более того, не доверял этому самому телу, боялся, что оно подведет его. Фамилиар знал, что для него это неважно, он совершенно искренне не замечал примет возраста. Иногда ему казалось, что он видит истинного Рена, того, что прячется за состарившейся внешней оболочкой. Но как донести эту мысль до самого колдуна, он не знал, оставалось лишь раз за разом доказывать ее каждым прикосновением, каждый поцелуем, каждым ласковым словом.

Теперь же, когда новая магическая связь усиливала каждое ощущение, каждое чувство и эмоцию, Тьен понял — наступил момент прогнать все сомнения окончательно. Он пустил в ход все свои умения, все, что слышал когда-нибудь, все, что узнал за эти месяцы о том, что нравится Рену. Он был уверен, что этот вечер станет для них обоих незабываемым.

Он оказался прав.

Много позже, когда они оба лежали в постели, уставшие и довольные, решившие, что им сегодня можно больше не покидать комнаты, и Тьен любовался тем, как умиротворение разгладило морщины на лбу Рена, он вдруг вспомнил кое-что. Просто всплыла в памяти фраза, на которую он в свое время не обратил внимания. Проведя пальцами по щеке колдуна — тот немедленно отвлекся от изучения потолка и улыбнулся — Тьен спросил:

— Рен, а что Ариена имела ввиду…

Колдун немедленно нахмурился, и Тьен поторопился утешить его легким поцелуем.

— Прости. Но я вспомнил… Она собиралась колдовать напрямую, сказала, все равно потом заберет Изи, и в результате на ней даже морщинки не останется.

Он мысленно поморщился, понимая, что подобное воспоминание уж точно разрушит ощущение покоя, опустившееся на них. Но Рен лишь кивнул понимающе.

— Думаю, она имела ввиду тот факт, что постоянный союз между колдуном и фамилиаром, особенно если они часто используют магию, положительно влияет на физическое состояние обоих. Известны контрактные пары, прожившие более ста лет, потому что связь предотвращает и обращает даже связанные с возрастом изменения.

— Обращает… то есть — омолаживает? — Тьен нахмурился, пытаясь разобраться, правильно ли он понял.

— Да, в том числе и уменьшает физический возраст до оптимального.

— И… это работает даже если возраст это результат колдовства?

— Для магии не имеет особого значения, каким образом тело состарилось, естественным или нет, — спокойно произнес Рен. Как будто это не было самой… ладно, не самой, но одной из самых лучших новостей за сегодня.

— Хочешь сказать, со временем ты помолодеешь?

— Я думаю, вполне естественно ожидать подобного результата. — Рен отвел глаза. Тьен понял, что за всеми этими слишком многословными ответами прячется смущение, но не мог понять, в чем его причина. Впрочем, его волновало другое.

— И тебе не пришло в голову рассказать об этом раньше?

— Я думал…

— И ты все равно тянул с заключением контракта? Хотя мог бы уже несколько месяцев радоваться молодости?

— Этот процесс не настолько…

— Рен!

— Я… я думал об этом, — прошептал колдун, снова виновато пряча глаза. — Конечно я думал об этом. Ты говоришь, что тебе все равно, и я верю, что тебе все равно, но конечно я хотел бы вернуть свой действительный возраст. Для тебя. И для себя тоже.

— Так почему?

— Я не хотел тебя использовать. Нет, погоди. — Рен прикрыл ладонью рот Тьена, уже открытый для возражений. — Я знаю, что ты скажешь. Я понимаю, что… возможно это глупо. Но я не хотел, чтобы это знание влияло на твой выбор. Чтобы ты не чувствовал себя виноватым, если вдруг решишь… ну, передумать. Не заключать союз.

Тьен покачал головой. Когда-нибудь… когда-нибудь он заставит Рена поверить, что ему совсем не обязательно постоянно жертвовать собой. Что заботиться друг о друге гораздо лучше и правильней, чем одному заботиться обо всех. Это будет нелегко, и впереди его ждет много работы. Но сначала...

Он перекатился так, чтобы прижать колдуна к кровати всем телом. Лица их оказались совсем близко друг к другу, и Тьен очень серьезно сказал:

— Я хочу, чтобы ты колдовал как можно чаще и больше. Чтобы эта омолаживающая магия работала быстрее. Хорошо?

Рен закивал, не отрывая от него взгляда.

— Начнем завтра же с самого утра.

Рен снова кивнул, потом хитро поинтересовался:

— Но не сегодня?

— Нет.

— Почему же?

— Потому что для этого мне надо превращаться.

— Угу… — протянул Рен, проводя ладонями по спине фамилиара и словно ненароком притягивая его ближе.

— В зверином виде очень неудобно делать вот это, — сообщил Тьен колдуну и поцеловал его — медленно и глубоко. После чего им снова на какое-то время стало не до разговоров.

* * *

Колдовать чаще и больше оказалось совсем не сложно: быстро зеленеющие сад и огород требовали внимания, как и пострадавший от зимних снегопадов забор, и амбар, в котором нужно было подготовить место для коня. Тьен по-прежнему настаивал, что большую часть этих дел можно сделать и без магии, но спорил все реже. Потому что уже через несколько недель постоянного союза он начал замечать, как меняется осанка колдуна, и как седина в его волосах постепенно заменяется родным русым цветом.

Чего Тьен не ожидал, так это совершенно неуместной ревности, которая охватывала его каждый раз, когда Рен занимался с Изи. Он понимал, что это глупо. Что даже если его колдун работает с другим фамилиаром — он все равно остается его колдуном. Что это не просто другой фамилиар, это Изи! Он все это понимал, но поделать с этим чувством ничего не мог. Помогало только прислушиваться к колдун через их связь, благо теперь это можно было делать всегда, даже не превращаясь.

Девочка начала постепенно осваивать контроль над собственными способностями. Все чаще и чаще ей удавалось самой открывать и закрывать себя от магии, и даже захлопывать дверцу, когда Рен пытался пробраться к силе напролом. В результате она чувствовала себя все более уверенной, и все больше времени проводила в зверином виде даже когда никто с ней не занимался. В любой момент можно было с равной вероятность увидеть в саду и мелькнувшую серую шерстку, и взметнувшиеся короткие косички с синими лентами.

Поэтому, когда в начале лета после короткого теплого дождя Тьен увидел, как серый котенок весело скачет между лужами, направляясь в сторону амбара, он ничуть не удивился и ни на миг не отвлекся от досок, из которых намеревался смастерить сестре качели. Но когда из амбара раздалось испуганное шипение, он мгновенно уронил на землю инструменты и бросился к дверям строения. В которых столкнулся с Реном, точно так же бросившим все и примчавшимся из дома. Вряд ли он услышал Изи, но наверняка почувствовал испуг своего фамилиара и не замедлил броситься на помощь.

Однако никакой опасности в амбаре не обнаружилось. Изи, уже в человеческом виде, сидела на корточках и протягивала руки к забившемуся в угол с соломой белому комочку. Присмотревшись, колдун с фамилиаром поняли, что это кролик. Пушистый белый кролик с длинными ушами и розовым носом с черным пятнышком, который непонятно откуда взялся в их амбаре.

— Он превратился! — пояснила Изи в ответ на удивленные взгляды взрослых. — Это мальчик, он превратился.

Рен первым шагнул вперед, протягивая руку, и Тьен подавил желание остановить его. Колдун коснулся двумя пальцами дрожащего зверька, прислушался, склонив голову, и кивнул.

— Да, это фамилиар. Совсем юный. — Он выпрямился и обратился к кролику. — Ты можешь превратиться обратно?

Зверек потоптался на месте, смешно двигая носом, глазки его бегали туда-сюда, словно он сомневался, куда смотреть. Но наконец по телу кролика прошла дрожь, и на его месте оказался парнишка лет двенадцати: невысокий, худой, курносый и удивительно грязный.

— Ты кто? — мрачно поинтересовался Тьен.

Мальчик перевел затравленный взгляд с него на колдуна, потом на Изи, потом снова на колдуна и затараторил:

— Я сейчас уйду, правда уйду, я только переночевать хотел, честное слово, только не заколдовывайте меня, сударь колдун, пожалуйста!

— Я не буду тебя заколдовывать, — серьезно пообещал Рен. — Если ты ответишь на все вопросы. Понимаешь? Так кто ты такой?

— Рен добрый, ты его не бойся, — подбодрила Изи.

Парень хлюпнул носом, вытер его грязным рукавом, и сообщил:

— Я Мика. С деревни я.

— И что ты делаешь в моем амбаре, Мика из деревни?

— Дык говорю же, от дождя я прятался, переночевать хотел. Честное слово, сударь колдун, я ничего тут не трогал.

— Но как ты тут оказался?

Мальчишка вздохнул и снова хлюпнул носом.

— Я в город шел.

— Зачем?

— Говорят, там можно работу найти. Я как обернулся первый раз, батька мне сразу сказал, чтоб больше не смел, да только я не смог удержаться, и он увидел, и сказал, чтоб я шел куда подальше, пока в деревне не узнали, а то сестер никто в жены не захочет, вдруг у них тоже дети порченные народятся.

— А мать? — все так же мрачно спросил Тьен, уже представляя ответ.

— А мамка сказала, что так правда лучше будет. Если б я кем полезным оборачивался — псом там или быком, батька может еще подумал бы, а так толку от меня никакого, а слухи пойдут. Ну и ковригу мне на дорогу сунула, вот.

Мальчишка махнул рукой в сторону стены, у которой лежала такая же грязная, как он сам, котомка. Рен печально поджал губы.

— Значит, ты идешь в город, чтобы найти там работу. Хочешь работать фамилиаром?

— Ага.

— А что ты знаешь о фамилиарах, Мика?

Мальчишка пожал плечами, что, надо думать, прекрасно суммировало его познания. Все присутствующие, даже Изи, прекрасно представляли себе, что ждет в городе неграмотного деревенщину, не умеющего толком контролировать превращения. Рен через связь почувствовал со стороны Тьена отголосок тоски и безнадежности. Тьен же поймал донесшиеся до него злость, беспомощность и почему-то боль. Бросив быстрый взгляд на своего колдуна, он почувствовал магическое прикосновение и с ним грустный мысленный ответ: «Это мог бы быть ты. Или Изи».

Сама же Изи особенно ни о чем не задумывалась. Она спокойно подошла к мальчишке, взяла его за руку и потянула в сторону дома.

— Идем, я тебе расскажу все-все про фамилиаров. А у Мары есть вкусное рагу. А еще тебе очень надо искупаться! — Девочка сморщила носик. Потом, видимо, вспомнила, что они тут не одни, и уставилась на брата умоляющим взглядом. — Ведь можно, да, Тьен, можно?

Тьен нахмурился.

— Это дома Рена, его надо спрашивать.

— Это наш общий дом, — тут же поправил его Рен. — Значит, нам всем решать.

— Да! — тут же радостно завопила Изи.

Рен взглянул на Тьена, словно спрашивая: «Ты не против?». У фамилиара мгновенно сложилось впечатление, что вопрос касается не только обеда и ванны для найденыша, поэтому он так же взглядом переспросил: «Ты уверен?»

— Уверен, — кивнул Рен и улыбнулся этой своей новой, все еще не совсем привычной, широкой и открытой улыбкой.

— Тогда идем домой, — усмехнулся Тьен.

— Домой, домой, — подхватила Изи, и принялась тянуть ошарашенно озирающегося мальчишку к дверям.

Тьен двинулся следом за ними. Через мгновение рука Рена легла ему на талию, благодарно сжалась. В ответ Тьен обнял колдуна за плечи, и они радостно зашагали к дому.

Вот Мара удивится!

---

Фамилиар, глава 40

предпоследняя и совершенно ожидаемая и банальная для финала романтической истории
Текст на Фикбуке

Глава 40

Зима очень долго не хотела покидать эти края. Морозы, метели и бураны возвращались раз за разом, и раз за разом маленький домик оказывался отрезанным от окружающего мира. В какой-то момент его обитателям даже стало казаться, что зима будет вечной. Однако весна все же пришла, хоть и на месяц позже обычного. И словно бы наверстывая упущенное, она захватила позиции очень быстро.

Всего три недели назад Изи ворвалась в дом с радостным криком, потому что нашла на солнечной стороне первый цветок. Две недели назад растаял последний сугроб. Неделю назад на яблонях в саду появились первые бутоны. А теперь весь сад словно бы вновь накрыло метелью — белоснежно-розовой метелью нежных лепестков. Под крышей радостно чирикали вернувшиеся ласточки, холмы и лес вовсю зеленели, и в полдень на солнце было настолько тепло, что даже Рен снял свои вечные три слоя и остался в одной рубашке.

В нарядной вышитой рубашке, которую Мара специально приготовила для него именно к этому дню. Тьен считал, что Рен отлично в ней выглядит. Он, впрочем, всегда считал, что Рен хорошо выглядит. Чего сам колдун никак не мог понять — он ведь прекрасно понимал, что морщины, седина и распухшие суставы никак не могу считаться привлекательными. Тьен не был слепым. Он все это прекрасно видел, но продолжал настаивать на том, что это не имеет значения. И доказывал это так убедительно, что Рен против воли начинал ему верить.

Тем более, что седина в его волосах была почти незаметна, да и суставы в последнее время вели себя на удивление хорошо. И шагал он по дорожке среди цветущих деревьев так легко, словно ему кто-то приделал крылья. Потому что в конце этого короткого пути его ждал Тьен — тоже в новой рубашке, синей, отлично подчеркивающей цвет его глаз и ширину его плеч. И тоже сшитой Марой.

И вообще, если подумать, этот день был в основном затеей Мары: не по сути, но по форме.

Рен пытался уговорить ее не превращать заключение их с Тьеном постоянного союза в большое событие. На что она не очень логично, но очень решительно заявила, что каждая мать мечтает о том дне, когда ее сын женится, и он не может ей помешать. Рен благоразумно отступил и больше не стал спорить. И даже упоминать о том, что он вообще-то не брак заключает, а контракт, не стал. Пусть даже это был постоянный контракт с фамилиаром, которого он к тому же любил всем сердцем. Колдун знал, что Мара ответит на это. Более того, в глубине души он и сам понимал, что этот день — самое близкое к свадьбе событие, возможное в его жизни. Ведь несмотря на спокойное отношение к романтическим союзам между колдунами и фамилиарами одного пола, заключать браки подобного рода муниципалитеты все равно отказывались.

И все же новые рубашки, и новое платье для Изи, и праздничный обед, и украшенный первыми весенними цветами дом — это все было излишним с точки зрения Рена. Ему не нужны были никакие внешние приметы праздника, для него имело значение только одно.

Тьен ждал своего колдуна под цветущей сливой и из последних сил боролся с желанием в сотый раз поправить ворот рубашки. Или погладить браслет с бирюзой. Или ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это все ему не снится, и этот день действительно наступил. После половины жизни, проведенной в убеждении, что у него никогда не будет постоянного колдуна, и что ему это совсем не нужно. После дурацкого, совершенно излишнего, трехмесячного ожидания с того момента, как этот самый колдун все же нашелся и даже согласился на постоянный контракт.

Серьезно, Тьен был готов заключить союз в тот же миг, когда Рен согласился. Ну, может, не прямо в тот же, а после того, как они скрепили согласие долгими и убедительными поцелуями. Но нет, дурацкий колдун настоял на том, что им нужно время. «Я хочу, чтобы ты был совершенно уверен в том, что делаешь, Тьен. Это очень важное решение, Тьен». Как будто Тьен сам этого не понимал. Как будто это не он первым сделал предложение.

Но Рен был непоколебим, и фамилиару пришлось с ним согласиться. Учитывая, что предыдущий их контракт закончился несколько недель назад, а обычные сеансы магии без контракта не давали такого близкого ощущения друг друга, терпение Тьена было на исходе.

— Рен! — закричала Изи, подпрыгивая на месте. Тьен резко обернулся и увидел колдуна, медленно шагающего по дорожке. Увидел его смущенную улыбку и нервный румянец на щеках. Сердце мгновенно рухнуло вниз, а потом громко забилось. Наконец-то.

Он хотел отвернуться, чтобы Рен не догадался о том, как он волнуется, и о том, что он совершенно глупо до последнего момента боялся, что Рен передумает. Но вместо этого во все глаза уставился на колдуна, потом что тот смотрел на фамилиара и, вот честное слово, сиял. Тьен никогда не видел вот этой вот широкой и ничем не сдерживаемой улыбки. Он все смотрел и смотрел, пока Мара не нарушила несвоевременную игру в гляделки простым и радостным:

— Вы готовы, мальчики?

Рен повернулся к Маре, не переставая улыбаться, и мысленно задал тот же вопрос самому себе. И мысленно ответил — да. Он был готов. Он все продумал, все проверил и все предусмотрел. Они с Тьеном провели множество вечеров, обсуждая, что будет с Изи, если они с братом останутся в этом доме: не будет ли ей скучно без других детей, смогут ли они вместе научить ее всему необходимому, и как сделать ее жизнь максимально радостной. В деревне уже поджидал годовалый жеребенок, о покупке которого они сговорились со старостой, и который станет не только подарком Изи, но и поможет им всем чаще выбираться из дома.

Они дождались известий из города — начальник городской Стражи официальным письмом известил их о том, что следствие завершено, все рассказанное ими подтвердилось, и у Стражи нет к ним претензий. На этом месте Рен было возмутился, а Тьен только горько хмыкнул, но по счастью следующие строчки сообщали так же, что колдунья Ариена Вотюр признана виновной в нарушении условий контракта, обращении к запрещенной магии и в необоснованном нападении с угрозой жизни, и больше их не потревожит.

Они даже получили с посыльным из города мешок с вещами Тьена, брошенный им в доме Ариены. И кожаный мешочек с зачарованным порошком, который сейчас держала в руках Мара, был извлечен как раз из этих вещей. Тьен хотел использовать именно свой запас, и Рен не возражал: он понимал, как важно фамилиару привнести в этот ритуал хоть что-то свое, кроме самого себя.

Рен еще раз мысленно перебрал все возможные проблемы, препятствия и трудности, решил, что действительно все предусмотрел, и решительно кивнул:

— Готовы!

Тьен, который и сам не заметил, что затаил дыхание, пока колдун думал о чем-то своем, судорожно выдохнул и тоже закивал.

— Г-готовы.

— Ну так приступайте! — усмехнулась Мара, развязала мешочек и положила его на ладонь. Колдун с фамилиаром одновременно протянули руки к порошку, их пальцы столкнулись, они переглянулись, тихо рассмеялись — и нервное напряжение, сковывавшее обоих, вдруг отступило, как по команде.

Тьен зачерпнул немного красного порошка и растер его между ладонями, хорошо покрывая их слоем краски. Потом снова окунул пальцы в мешочек, и протянул их к Рену. Их руки легко переплелись не мешая друг другу. Тьен оставил красные точки на лбу, веках, носу, губах и мочках ушей колдуна, в знак того, что этот контракт позволит им слышать не только мысли друг друга, но и то, что воспринимают их органы чувств. Даже на расстоянии знать, что видит, слышит, чувствует другой. Его ресницы дрогнули и опустились, когда Рен оставлял на его лице такие же знаки. Потом синхронно, как в танце, они протянули левые руки, прижав их к середине груди партнера, а правые ладони соединили друг с другом. Тьен глубоко вздохнул и посмотрел в глаза колдуну.

Рен нервно облизнул губы, тут же вспомнил, что на них нанесен порошок, и испугался, что слизнул его — но Тьен только улыбнулся и кивнул ему, давая понять, что все в порядке. Его пальцы скользнули между пальцев Рена, сжимая его руку, придавая силы. Силы потянуться вперед и открыть невидимую линию связи между ними. А потом потянуться вовне и, игнорируя легкое жжение чистой магии, наполнить ею эту связь.

Глаза Тьена расширились, колдун ощутил внутри фамилиара порыв, словно он тоже почувствовал эту легкую боль и стремился ее успокоить. Скоро, уже скоро. Позволив потоку магии замкнуться в кольцо между их телами, Рен твердым голосом начал читать первую часть формулы.

Тьен подавил неуместное желание поторопить колдуна. Он знал, что колдовство не терпит спешки, но каждый миг, что тот использовал магию без участия Тьена, был с его, Тьена, точки зрения совершенно невыносим. Еще и потому, что Рен воспринимал сопутствующую этому боль как что-то обычное и нормальное. Ничего. Ничего, еще немного — и ему больше никогда не придется чувствовать ее. Еле дождавшись, когда колдун закончит говорить, Тьен почти скороговоркой выпалил свою часть формулы. Потом судорожно вздохнул и продолжил:

— Я, Этьен Бер, в здравом уме и по собственной воле заключаю этот контракт. С этого момента и до конца жизни я твой фамилиар. — Чуть улыбнулся и добавил от себя: — Только твой.

Губы колдуна дрогнули в ответной улыбке. Его пальцы, сжимавшие руку Тьена, слегка дрожали, но голос оставался уверенным и твердым.

— Я, Рейнард Левари, в здравом уме и по собственной воле заключаю этот контракт. С этого момента и до конца жизни я твой колдун. Навсегда.

С последним словом Рен направил поток магии, активируя каждую крупинку зачарованного порошка. Легкое покалывание во всех отмеченным ими местах быстро сменилось просто теплом, едва заметным, словно память о прикосновении. Колдун решил, что это означает завершение ритуала: в конце концов, именно в этой форме он проводил его в первый и последний раз в жизни, откуда ему было знать, как это должно выглядеть, и отпустил магию. И в следующий же момент его наполнили совершенно другие ощущения. Он даже не сразу понял, что вот это чувство, словно он бумажный змей и воздушный поток отрывает его от земли и тянет вверх — это волна любви Тьена, его заботы, нежности и желания защитить. Ясность и сила эмоций ошеломили его, и он увидел отражение того же ошеломленного восторга на лице Тьена. Чувства — неконтролируемые, огромные, неожиданные — захлестнули Рена, и все, что он мог сделать — вцепиться покрепче в фамилиара, надеясь, что тот удержит его. По счастью Тьен все понял правильно, он рывком привлек к себе своего колдуна — теперь уже точно своего — и жадно поцеловал прямо в губы.

Тихий смех Мары и довольный визг Изи они оба даже не услышали.

Тьен не знал, сколько времени прошло, и не хотел знать. Ему было достаточно того, что Рен был в его руках, Рен был его, и теперь ничто уже не могло этого изменить. И ничто больше не могло помешать ему… Маленький, но решительный снаряд врезался ему в колени, тонкие руки обхватили обоих мужчин, дергая за рубашки, и фамилиар с тихим стоном заставил себя оторваться от колдуна и посмотреть вниз. Изи его недовольный взгляд ничуть не смутил, она лишь запрыгала на месте и громко потребовала:

— А теперь обед!

Мара за ее спиной чуть виновато пожала плечами, словно извиняясь, что не смогла дать им больше времени.

— Изи, а ты не хочешь поздравить брата? С тем, что у него теперь есть колдун?

Изи послушно кивнула и снова обняла Тьена.

— Поздравляю, братик! Но… но ведь у тебя и раньше был Рен. А у Рена был ты, правда?

— Правда, воробушек, но…

— И раньше вы тоже целовались!

Тут Тьен не сообразил, что сказать, а Рен и вовсе решил, что лучше всего будет спрятать лицо, уткнувшись в плечо фамилиара. В разговор снова вмешалась Мара.

— Изи, ты ведь помнишь, мы говорили, что такое постоянный союз? Что он у каждого фамилиара бывает только раз в жизни, поэтому он так важен. Помнишь?

Изи закивала, но потом не выдержала и принялась тянуть колдуна с фамилиаром за руки в сторону дома.

— Раз это так важно, значит очень важно это отпраздновать. Пирогом!

Рен тихо рассмеялся.

— Что ж, с этой логикой невозможно спорить.

---

ЖЖ со своими письмами "я знаю что вы делали писали в этот день в прошлые годы" периодически будит такую ностальгию!... Вот ровно 16 лет назад я прочитала, или будем откровенны - проглотила - шестую книгу ГП. Ту самую. которая в сети появилась на следующий день после магазинов, спасибо добрым людям. Так вот я ее проглотила и пришла под спойлерами орать про того, кто убил Дамблдора. Потомоу что саму смерть мне проспойлерила, а вот убийцу - нет. За чем последовала длинная дискуссия в комментах о возможных мотивах, причинах и объяснениях, с прогнозами на последнюю книгу...ммм. Были же времена. Это же те самые комменты меня сподвигли в одиночку перевести практически половину той самой книги: галопом, в бешеном ритме, без особой вычитки и с выкладкой в ЖЖ в режиме реального времени... были же времена, были увлечения!

---

Проблема у меня

Которую я, как водится, сама себе создала. Или даже выдумала.
В общем, "Фамилиара" я дописала. И даже вычитала. Конечно, я хочу через несколько месяцев вернуться к нему и вычитать заново, может что-то слегка переделать, потому что я не совсем всем довольна. Но пока что с этим все.
Что делать дальше? В принципе, я уже нацелилась, что дальше. Совсем другая история: фантастика, планеты, социальные системы, финансовые аферы и романтика. И она даже наполовину уже написана несколько лет назад. Вопрос в том, что сначала надо все написанное перечитать, что-то исправить, что-то доделать, что-то просто вычитать.
А как же мой чеееелендж? Который "ни дня без строчки"? Если я перечитываю и правлю - это ж значит, что я не пишу нового.
Да-да, я понимаю, сама себе акцию придумала - сама могу и отменить или условия поменять. Но дело в том, что мне нравится писать каждый день что-то. Очень нравится.
Короче, как я и говорила, проблема абсолютно надуманная, но ведь засела в голове и мешает за что-то толком взяться.
Так что пока я извлекла из закромов фик-АУшку по Доктору, который я всегда вспоминаю. когда нет текущей идеи. Эдакое "не знаешь, что говорить - говори по-французски". В моем случае "не знаешь, что писать - пиши про Джека" Беда этой АУшки в том, что она никому, кроме меня, не нужна. Хотя... когда это меня останавливало? Разве что переделать ее в оридж... но тогда отсылочки выпилить придется.
Короче, вся эта болтовня, скорей всего, к тому, что я все еще слегка растеряна после финала большой истории и не знаю, что делать дальше. И потому решила тут поныть. Ну, знаете, дайри-магия, вдруг сработает и вправит мне мозги

---

Читала тут пост на тумблере и меня вдруг стукнуло осознанием, хотя это должно было быть очевидно давно. Или даже так - это и есть очевидно, просто я периодически осознаю эту очевидность заново.
Так вот. Не удивительно, что я люблю фандом как явление, и я люблю найденную семью, как популярный троп. Потому что для меня это одно и то же. (и незабвенный тред "Семейные узы" тому свидетельство)
Хех. Все же когда-нибудь я соберусь с духом и наконец соберу на ФБ, где бы она не проходила, команду Семейных Ценностей, посвященную исключительно этому тропу/сюжету. Это будет достойным выражением благодарности и любви фандому как явлению
(а если б я не ленилась, "Фамилиар" мог бы быть частью выкладки этой команды )

---

Фамилиар, глава 39

В которой они наконец разговаривают. И не только
Текст на Фикбуке

Глава 39

Тьен за свою жизнь целовал многих людей. И главное, что он понял: неважно, насколько хорош поцелуй (ну, кроме совсем уж безнадежных случаев), главное — человек. Поэтому его ничуть не удивило, что этот поцелуй — простой, скромный, неловкий, простое соприкосновение губ, которые не хотят отрываться друг от друга — оказался самым лучшим, самым запоминающимся в его жизни. Это было логично, ведь Рен был самым лучшим, что с ним случилось. Рен был…

Тьен распахнул сами собой закрывшиеся глаза, когда до него дошло, что происходит. Рен поцеловал его. Поцеловал сам. Значит, он хотел этого. Значит…

К сожалению, колдун истолковал его невольный вздох по-своему и немедленно отскочил, словно ужаленный.

— Прости! Прости, я… я думал… то есть, я не думал… Я не должен был, прости…

— Рен… Рен! — Тьен понял, что нужно срочно брать дело в свои руки, поймал ладонями лицо колдуна, которое тот упрямо пытался спрятать в подушках, и заставил посмотреть на себя. — Все хорошо, Рен. Все хорошо. Я т-тоже хотел этого.

— Ты… правда?

В светлых глазах было столько изумления, что Тьен только покачал головой.

— Ты не знал? Правда? Мы же связаны. Не слышал мои чувства?

— Я… — Рен медлил, словно подбирая слова, и это было настолько знакомо. Вот так же он пытался как можно понятнее объяснить Изи, как управлять дверью к магии. — Я подозревал, что то, что я чувствую… Я надеялся, но не был уверен. Потому что ты… Потому что, Тьен, ты всегда заботишься обо всех, и может быть ты просто…

Фамилиар резко втянул воздух, когда до него дошло, что Рен имел ввиду. Что он не только услышал желание Тьена, он слышал — и надеялся услышать — куда более глубокие чувства. Теперь отступать было некуда. Тьен заставил себя говорить не заикаясь.

— Не просто. Я забочусь о тебе, да. Не так, как об Изи. Или о Маре. Ты… т-ты не представляешь, как давно я хотел тебя поцеловать!

— Но я же старый!

— Ты старше меня на три года, — фыркнул фамилиар.

— На четыре.

Тьен только покачал головой. Как его угораздило влюбиться в зануду?

— Все равно. Недостаточно, чтоб считаться старым.

— Ты знаешь, о чем я. — Колдун снова попытался отвести глаза и спрятать лицо, но Тьен ему не позволил. — Мое тело — тело старика.

— Какая разница? Я влюбился не в тело. Не только в него.

— Влюбился?

Вот теперь точно отступать было некуда. Тьен решительно кивнул. А в следующий момент губы колдуна снова прижались к его губам, на этот раз гораздо смелее и настойчивее. Фамилиар успел удивиться, поскольку был абсолютно уверен, что если когда-нибудь его мечты осуществятся, вся инициатива будет на его стороне. Кто же знал, что Рен окажется таким… Додумывать эту мысль он не стал, решив, что гораздо важнее сосредоточить все внимание на человеке в его объятиях.

Они целовались долго и со вкусом. Плечи колдуна под его ладонями оказались такими же широкими, как Тьен представлял себе, а пальцы — такими же сильными. Рен все запускал эти пальцы в волосы фамилиара, перебирал их, как привык перебирать его шерсть в зверином виде, и это ощущение заставляло Тьена просто таять словно… словно пса, которого почесали за ухом.

От этой мысли фамилиар невольно фыркнул. Рен уставился на него удивленно и немного обиженно, и Тьен поспешил его успокоить, поцеловав в лоб, там, где между бровей залегла складка. Потом он поцеловал полуприкрытые веки, висок, уголок рта, ямочку под ухом…

А потом Рен со счастливым вздохом отстранился от него и пробормотал:

— Как бы это ни было приятно, но Мара права. Нам нужно поговорить. Сначала. Прежде, чем мы продолжим.

— Обещаешь? — подмигнул ему Тьен и довольно улыбнулся, когда дыхание колдуна сбилось. Но тот откашлялся и ткнул пальцем ему в грудь.

— Сначала поговорим.

Тьен раздраженно откинулся на спину, разжимая руки и не очень понимая, зачем нужно что-то говорить, когда они так прекрасно понимают друг друга без слов. Но его колдун любил все обсуждать, поэтому Тьену оставалось только кивнуть.

Рен однако, несмотря на то, что разговор был его идеей, начинать его не спешил. Он потратил пару минут на то, чтобы расправить одеяло, взбил подушку, снова принялся за одеяло. Наконец Тьен не выдержал.

— Так о чем ты хотел поговорить?

— О том, что дальше, — вздохнул Рен и позволил себе наконец взглянуть в лицо Тьену. — Что с нами теперь будет?

— Все, что захочешь. Хочешь — ничего не изменится. — Тьен искренне надеялся, что его голос не выдал, насколько ему не нравится такой вариант. — Хочешь, будет все то же самое и еще немного этого.

Он легонько поцеловал колдуна, демонстрируя, что имеет ввиду.

— Тье-ен! — Если бы это был кто другой, Тьен сказал бы, что он ноет, но у Рена получилось просто слегка обиженно. — Я говорю серьезно!

— Я тоже.

— Я понимаю, что… что ежедневное наше взаимодействие может и не изменяться. Право же, мне и раньше не очень удавалось скрывать, насколько я тебя… как ты важен для меня. И я буду только рад добавлению… этого.

Глаза колдуна сверкнули неожиданно весело, прежде чем он наклонился, возвращая поцелуй.

— Но что будет дальше? В перспективе?

Тьен поморщился.

— Неужели так нужно знать наперед? Почему нельзя жить одним днем?

— Потому что я хочу быть готов, если все это скоро закончится, — очень серьезно сказал Рен, и от этой серьезности у фамилиара перехватило горло. — Я не знаю, как сумею справиться, если мне придется потерять тебя, Тьен.

Ну почему этому типу всегда нужно было обо всем говорить всерьез? В глубине души Тьен понимал, что колдун прав, но перенести в слова все то, что творилось у него в душе, было нелегко. И непривычно. И так сложно!

Может, поэтому он решил сменить тему.

— Почему не рассказал мне про амулет?

Теперь пришел черед Рена глубоко вздохнуть и откинуться на спину, уставившись в потолок.

— Я… Я испугался, — выдохнул он. — Это было глупо, конечно, но я испугался и не хотел думать об этом.

— Ты? Не хотел думать? Не знал, что это возможно. — Тьен помедлил и все же спросил: — Ты вообще собирался рассказать когда-нибудь?

— Конечно да! — Рен вскочил и повернулся так резко, что фамилиар неосознанно выбросил вперед руку, удерживая его. — Я бы обязательно рассказал тебе, Тьен. Поверь мне, пожалуйста, поверь. Клянусь тебе всем, чем захочешь, я бы рассказал. Когда… когда закончился бы наш контракт, я бы обязательно рассказал. Я ни за что не стал бы удерживать тебя обманом! Я не хочу, чтобы ты оставался со мной из жалости или чувства долга.

Тьен понял, что не сможет злиться. Хотя бы потому, что сам прекрасно понимал, что такое страх. Поэтому спросил он совсем другое.

— Но хочешь, чтобы я остался? — Он знал, что это риторический вопрос, у колдуна все было написано на лице. Но Тьен, может быть слегка эгоистично, хотел услышать подтверждение увиденному. И он услышал.

— Я думал, это очевидно, — смущенно улыбнулся Рен. — Я люблю тебя, Тьен. Конечно я хочу, чтобы ты остался. Со мной.

Фамилиар почувствовал, как внутри у него словно бы случился маленький рассвет — все тело наполнилось светом, теплом и невозможной, невыносимой нежностью. И все это из-за одной простой фразы. Он… Несмотря на всю свою уверенность, он почему-то никогда не думал, что для него это возможно. Он твердил себе, что не хочет никакой любви — посмотрите, к чему она привела его родителей. Но вот Рен произнес эти слова, произнес так легко и просто, и Тьен вдруг с ужасом почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он быстро заморгал и постарался проглотить возникший в горле комок. Сложил губы в беззаботную улыбку и спросил, словно в шутку:

— Так к-когда ты п-попросишь меня о п-постоянном контракте?

В глазах Рена мелькнуло странное выражение. Мелькнула даже целая череда выражений, словно сражавшихся друг с другом: удивление, надежда, обида, радость. Улыбка, которой колдун ответил, была едва заметной, словно сомневалась, что ей место на его лице.

— Ну что ты, Тьен. Я ни за что не поставлю тебя в такое положение. Я помню, что ты не можешь связывать себя подобными обязательствами, потому что должен заботиться в первую очередь об Изи, и я никогда не заставлю тебя выбирать.

Тьен посмотрел в глаза своему колдуну. Увидел там безусловную любовь и готовность пожертвовать собственными желаниями. Почему ему всегда надо жертвовать собой? Почему он всегда заботится о других, но не может позаботиться о себе? Почему он такой… такой…

Тьен вздохнул и решительно ткнул пальцем в грудь Рену.

— Ты такой умный. И все же д-дурак. Тебе не приходит в голову, что Изи тоже нашла здесь то, что ей нужно? Д-дом, заботу. Семью. Что могу быть с т-тобой и при этом заботиться о ней. Мы можем. Вместе.

Улыбка на губах Рена наконец-то поверила в себя и стала шире, осветив все лицо, даже разгладив морщины на лбу.

— Это предложение, Тьен?

— Это предложение, Рен. Я хочу заключить с тобой постоянный контракт.

После этого улыбка стала настолько ослепительной, что Тьен просто обязан был накрыть ее поцелуем. Он не собирался отрываться от этих губ еще очень долго.

---

У меня, похоже, средне-тяжелый случай блюза последней страницы. В смысле - я дописала "Фамилиара". И теперь меня слегка ломает и колбасит, и эдакая опустошенность внутри, и не знаешь, куда себя деть. И так будет, пока в другую историю провалиться не смогу. Все-таки чем история длиннее, тем сложнее после ее завершения. А эта получилась самой длинной из всего, что я до сих пор писала - даже больше всех "Шпионских игр" вместе взятых (не считая австралийский приключений, правда).
И не то чтоб мне писать было нечего - у меня пугающие залежи идей, начатых и даже наполовину написанных историй. Просто с этой надо толком попрощаться. А не хочется. По крайней мере пока все не выложу, да Ну, значит, сама себе редиска и нечего жаловаться.

---

Телевизор - зло. Но я люблю его за то, что он внезапно помогает посмотреть то. что вроде не собирался.
На ТВ3 наткнулась внезапно на "Менталиста". боги. я не пересматривала его пару лет, или даже больше. Но стоило только начать - я снова вспомнила, почему он долго был моим "плюшевым" сериалом - тем, который гарантированно радует, утешает и помогает. Один взгляд на эту физиономию - и губы сами расплываются в привычной улыбке.

Проще говоря - люблю я его. Сериал, в смысле. Наизусть знаю и все равно могу смотреть с огромным удовольствием. Вот и сейчас сижу, смотрю. Вторая половина 6 сезона, Кровавый Джон пойман, начинается романтика, ммм

---

Фамилиар, глава 38

в которой все за всех волнуются.
Текст на Фикбуке

Глава 38

На этот раз колдун проспал до следующего утра. Кошмары про пожар пытались пробраться в его сон, но стоило ему начать погружаться в привычный ужас, стоило его телу напрячься, пытаясь укрыться от огня, Тьен шевелился под его рукой, напоминал о том, что это сон, посылал волну тепла и заботы. В результате Рен чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, но при этом волновался, что Тьен из-за него не смог отдохнуть.

Впрочем поводов для волнений у них хватало и без этого. Вскоре после рассвета в окно комнаты постучал огромный черный ворон. Быстро проскользнул в приоткрытую створку и рассыпался искрами, превратившись в официального вида письмо. Начальник Стражи оповещал Рена, что сегодня же к ним прибудет его заместитель в сопровождении охраны «для проведения расследования и препровождения виновных в город».

Тьен, которому колдун показал письмо, немедленно напрягся. В ответ на вопросительный взгляд Рена он ткнул пальцев в слово «виновных».

— Что если они решат — я виноват? П-поверят ей. Будто обещал заключить к-контракт, а потом сбежал.

— Тьен, я не думаю, что они будут склонны верить Ариене. Она явилась в наш дом и напасла на нас, пыталась похитить Изи. Почему они должны поверить ей, а не тебе?

— Потому что она колдунья, — пробормотал Тьен.

Рен вздохнул. Он прекрасно знал, что Тьен прав. Что при споре колдуна с фамилиаром Стража гораздо чаще становится на сторону колдуна (а в споре простого горожанина с фамилиаром — на сторону фамилиара). Это было несправедливо, ведь причастность к магии никак не гарантировала честности или даже добрых намерений. Но даже эти предрассудки можно было использовать в свою пользу.

— Я колдун, — напомнил Рен. — И к тому же Левари. Они поверят мне и моему фамилиару.

Тьен криво улыбнулся и кивнул.

Ждать прибытия стражников пришлось долго. Мара с Тьеном и Изи успели навести порядок на кухне, насколько это вообще было возможно. От помощи Рена они, разумеется, отмахнулись, но хотя бы не очень спорили, когда он отказался оставаться в кровати и устроился на стуле у очага. Сегодня вид огня его уже не так беспокоил, а вот лежать неподвижно и думать только о том, что может пойти не так в беседе со следователем, было совершенно невыносимо.

Время шло к обеду, когда Изи, сидевшая у отмытого окна, закричала:

— Они приехали! Ой, какие лошадки!

Рен коротко усмехнулся. Насколько он помнил, лошадки у городской стражи и впрямь были хороши, нынешний начальник был заядлым конником и настоял на том, чтобы для стражи закупались исключительно гнедые лошади местной крупной породы, которые затем содержались в городских конюшнях и окружались заботой, какой могли позавидовать и люди.

Сейчас три гнедых ухоженных красавца перебирали копытами возле забора. Очевидно даже путь по засыпанным снегом дорогам не утомил их. За ними Рен разглядел повозку со знаком Стражи на борту. Он окинул взглядом своих домашних, поймал встревоженный взгляд Тьена и кивнул ему, надеясь хоть немного подбодрить.

Группа, прибывшая из города, включала двух стражников, заместителя начальника Стражи в роли следователя, одного из колдунов, официально работавших на Стражу, и его фамилиара, заодно исполнявшего обязанности возницы. Они наполнили дом шумом голосов, топаньем ног, принесенной с собой морозной свежестью. Рен попробовал вспомнить, когда в последний раз в этом доме было столько людей, и не сумел. Все это несколько выбивало его из колеи, но нужно было защитить своих домашних, поэтому он выпрямился еще больше и чуть задрал подбородок. Второй раз за три дня ему предстояло сыграть «настоящего Левари».

Заместитель начальника Стражи оказался весьма дотошным следователем. Он начал с того, что попросил представить ему всех присутствующих и объяснить, какие отношения их связывают. Узнав, что перед ним колдун и целых три фамилиара, он удивленно задрал брови, но никак не прокомментировал. Рен понимал, что объяснение «это моя бывшая няня-фамилиар, которая обучала меня работе с фамилиарами, это мой официальный фамилиар, а это его сестра-фамилиар, которую я обучаю работе с колдунами» звучит несколько странно, но что он мог поделать? В конце концов, это было правдой. Следователь скорей всего счел его избалованным богачом. Колдун так точно посматривал с плохо скрываемой завистью. Окружить себя тремя фамилиарами — это выглядело эксцентричным излишеством, но Рен не стал углубляться в подробности об их несовместимости.

Затем следователь начал опрашивать всех присутствующих по очереди, причем колдун Стражи поставил вокруг двух стульев звуконепроницаемую защиту. Очевидно для того, чтобы они не могли слышать рассказы и ответы друг друга. Когда следователь допрашивал Изи, Рену пришлось взять Тьена за руку. Тот буквально вибрировал от тревоги за сестру, особенно когда на ее глазах появились слезы, и стражники настороженно поглядывали на него. Но все обошлось, Изи соскочила со стула, на который ее усадили, и бросилась к брату. Тот немедленно подхватил ее на руки. Губы у нее дрожали, но она решительно кивнула.

— Я им все рассказала! Что она с Тьеном сделала, и со мной, и я как я от нее убежала. Все!

— Ты молодец, воробушек, — шепнул Тьен, крепко обнимая сестру.

Потом пришел его черед беседовать со следователем, и Рен был очень благодарен Маре и Изи, остававшимся рядом, пока он не сводил глаз с лица Тьена и старался кусать губы не очень заметно. Он видел, что Тьен держится скованно, словно силой сдерживает себя, и подозревал, что следователь пытается его спровоцировать. Потом к следователю подошел колдун Стражи с сидящей на плече лаской-фамилиаром, протянул руку к Тьену, тот чуть заметно напрягся, и Рен не выдержал.

— Господин Икран, господин Мель, я надеюсь, вы не собираетесь применять магию без согласия Тьена?

Следователь махнул рукой, давая колдуну знак снять защиту, прежде чем ответить.

— Я расследую преступление, господин Левари. Это дает мне право приказать обследовать свидетеля безотносительно его желания. В том числе магическими способами.

— В таком случае я хотел бы напомнить вам, что ваш свидетель — мой фамилиар, и вы не можете производить с ним магические манипуляции без моего согласия и присутствия.

— Насколько я понимаю, он не является вашим постоянным фамилиаром.

— Нет, — Рен чуть склонил голову, соглашаясь. — Однако мы заключили долговременный контракт, и эта связь также дает ему право неприкосновенности.

Следователь прищурился.

— В таком случае, я прошу вашего согласия, господин колдун, на обследование с целью выявления следов магических воздействий.

— Я сомневаюсь…

— Все в порядке, Рен, — перебил его Тьен. — Пусть ищут, что хотят, мне нечего скрывать.

Рен внимательно посмотрел на него, но фамилиар только чуть заметно кивнул.

— Хорошо. Я даю согласие, — пробормотал Рен, отступая назад, хотя одна мысль о том, что чья-то еще магия будет прикасаться к Тьену, проникать в него, исследовать каждый уголок его тела и психики, была неприятна ему до тошноты. Он тут же мысленно отругал себя за совершенно дикие, старомодные и собственнические мысли о фамилиаре, который даже не был его в полном смысле этого слова!

Колдун Стражи положил ладонь на лоб Тьена. Рен знал, что он увидит внутри. Следы его заклинаний — лечебных и диагностических. Связь, созданную их контрактом. И более старые следы, оставленные заклинаниями Ариены. Колдун нахмурился.

— Это… это выглядит незаконно.

— Да! — выдохнул Рен. — Заклинание, наложенное на Тьена его бывшей нанимательницей было незаконным и содержало запрещенные компоненты.
Я могу показать мои записи, я все зафиксировал, когда обследовал его в самом начале.

Глаза колдуна загорелись любопытством, он повернулся к своему начальнику и кивнул. Наверное, на его лице было что-то написано, потому что следователь едва заметно расслабился и обратился к Рену уже спокойней.

— Мы будем благодарны вам за любые предоставленные материалы, господин Левари. А вы на данный момент можете быть свободны, — кивнул он Тьену. И чуть помедлив, добавил: — Благодарю за сотрудничество.

Мара сжала плечо Рена, и тот позволил себя слегка расслабиться.

Потом следователь беседовал с Марой. Конечно. Рен волновался и за нее, но он все же был уверен в том, что его бывшая няня способна не дать себя в обиду, поэтому чувствовал себя немного спокойней. Особенно после того, как Тьен наклонился к его уху и шепнул: «Я почти сочувствую бедному следователю, если он попробует усомниться в ее словах». Рену удалось сдержать смех, и он просто согласно кивнул.

Его собственная беседа со следователем получилась довольно долгой. Он пытался сообщать только факты, но следователь был дотошен и требовал деталей, поэтому Рену пришлось фактически заново пережить все события последних месяцев, от появления девочки с собакой в его амбаре до исхода их схватки с Ариеной.

— Немного необычно, что ваша соперница решила прибегнуть именно к этому заклинанию, не так ли? — поинтересовался следователь. Рен бросил на него непонимающий взгляд и тот пояснил. — Мой колдун сообщил мне, что в магических противостояниях обычно используются другие чары. Менее опасные для самого колдующего.

— У меня не такой большой опыт в магических схватках, как у вашего колдуна, — отрезал Рен. — Фактически, у меня вообще нет такого опыта. Однако у меня создалось впечатление, что госпожа Ариена была… не вполне в себе.

— Безумна, вы имеете ввиду?

— Возможно. Как еще можно объяснить ее абсолютную уверенность в том, что она может распоряжаться жизнями других?

— О, поверьте моему опыту, — невесело усмехнулся следователь. — Для этого вовсе не обязательно сходить с ума. И все же, почему именно огонь?

Рен устало пожал плечами.

— Боюсь, об этом вам придется спросить ее саму.

— Я обязательно это сделаю. — Темные глаза следователя впились в лицо Рена. — Если я не ошибаюсь, ваши родители погибли во время пожара, господин Левари?

— Да.

Воздух в комнате почему-то стал горячим, он обжигал горло.

— Вы также были в доме в это время, верно?

— Да.

— Насколько мне известно, именно вы погасили тогда пожар?

Рен чувствовал, как огонь пляшет в его жилах, выжигая все вокруг. Краем глаза он заметил движение и, чуть повернув голову, увидел как встревоженная Мара удерживает Тьена, который выглядел так, словно вот-вот сорвется и бросится на следователя. Что так встревожило его? Рен почувствовал острую потребность успокоить своего фамилиара. Он с трудом повернул почему-то потяжелевшую голову к следователю.

— У ваших вопросов есть какая-то цель?

— Что? — пожалуй, впервые с момента своего появления в этом доме следователь выглядел смущенным.

— Если у вас больше нет вопросов, кроме пустого любопытства, я бы предпочел вернуться к моему… к моей семье.

Выдержав напряженную паузу, следователь все же кивнул, и Рен сорвался с места. Стоило ему оказаться рядом, сразу три пары рук обняли его, и он с трудом перевел дыхание, прогоняя головокружение и звон в ушах. Несмотря на то, что он всего лишь отвечал на вопросы, сил у него совсем не осталось. Даже на то, чтобы мысленно отругать себя за неуместную слабость.

А потом следователь попросил «предъявить ему колдунью».

Рен указал ему дверь в погреб и молча наблюдал за тем, как стражники вытаскивают негнущееся тело Ариены. Он спокойно ответил на вопрос колдуна Стражи о наложенных им заклинаниях. Спокойно проследил как тот снимает чары заморозки и обследует колдунью. Спокойно пояснил, откуда у него брошь и продиктовал следователю адрес Брикара. С немалым облегчением выслушал решение сначала переместить Ариену в город и уже там проводить допрос.

Следователь пообещал, что о результатах расследования они будут уведомлены официальным письмом, а потом Ариену погрузили в повозку и, несмотря на приближающуюся ночь и начинающуюся метель, вся группа покинула дом и скрылась за пеленой снега.

Рен окинул своих домочадцев взглядом. Все они выглядели одинаково бледными и усталыми. У Изи снова были красные глаза. Мара сердито ворчала, но Рен заметил, что она не спешит наводить порядок и чуть заметно жмется к его плечу. Тьен кривил губы, словно пытался удержать недовольное рычание. Колдун понял, что никто из них не захочет сейчас покидать остальных и решительно скомандовал:

— В мою комнату.

Это ночь они все провели в его кровати. Черный пес уже почти привычно прижимался к нему боком, трехцветная кошка свернулась возле живота, а котенок, уснувший было под его рукой, там, где Рен мог гладить серую шерстку, под утро оказался буквально у него на голове, но никто не возражал. Им всем нужна была эта близость, чувство того, что они все выжили и они все вместе.

А утром, когда лучи солнца позолотили снег за окном, проникли в щель между занавесками, пробежались по подушке и разбудили всех присутствующих, Мара потянулась, превратилась и подхватила на руки котенка. В дверях она обернулась, ткнула пальцем в колдуна и фамилиара, за ночь не только не отодвинувшихся, а напротив, прижавшихся друг к другу еще теснее, и коротко приказала:

— Вам пора поговорить.

Дверь захлопнулась. Рен вздохнул, повернулся к фамилиару — и уперся взглядом в ярко-голубые глаза. Тьен только что превратился, и теперь его лицо было удивительно близко. Настолько близко, что Рен даже не успел подумать ни о чем прежде, чем их губы соприкоснулись в поцелуе.

---

Кстати о рукодельном. Любопытно, как происходящее в мире отражается в рукодельном мирке. В т.ч. и пандемия. В том году, разумеется, все шили маски. И вязали держатели для них. А в этом, я смотрю, в DIY-видео появился новый тренд. Вам нужна резинка для проекта? Отрежьте от первой подвернувшейся медицинской маски. То есть маски перешли уже в раздел бытовых вещей, которые всегда есть под рукой, туда же, где пластиковые бутылки, одноразовые стаканчики и сердцевинки от туалетной бумаги. Логично, но все равно любопытно

---

Поймала себя на том, что каждый день, просыпаясь, думаю - сегодня я буду рукодельничать, сколько душе угодно. Хочу вышить вот это, и вязать это и это, и сшить во это, и еще проволоку покрутить. И начинаю вроде даже эти планы воплощать. А потом в середине дня ловлю себя на мысли "Эй, ты сегодня уже вышивала, куда тебе еще вязание, а кто будет настоящими делами заниматься?"
И это при том, что я всю весну мечтала - вот начнутся каникулы, срочных дел не будет, буду целыми днями вязать безо всякого чувства вины, все рукодельные заначки в ход пущу. Ну? И? Мозг, ты давай это, прекращай саботаж!

---

У меня в туалете, простите за такую деталь, перегорела лампочка. И все бы ничего, заменил и все дела. Но в шкафу нашлись только очень мощные лампочки. Вкрутила такую, что ж поделать, но блин... теперь свет настолько яркий, что каждый раз заходя в туалет, чувствуешь словно выходишь на сцену - хочется раскланяться по завершении своего номера

---

Фамилиар, глава 37

в которой мы имеем дело с некоторыми последствиями.
Текст на Фикбуке

Глава 37

Изи, согретая, напоенная чаем и завернутая в теплое одеяло, быстро уснула. Богатый событиями день и ночь, проведенная на дереве, совершенно ее измотали, она свернулась в своей постели и даже не ворочалась, как обычно. Она спала так тихо, что Тьен периодически прислушивался, чтобы уловить ее дыхание и убедиться, что с сестрой действительно все в порядке. А потом ругал себя за беспочвенную тревогу. И немного завидовал Изи.

Самого Тьена события дня вымотали не меньше, но сон упрямо отказывался к нему приходить. Стоило закрыть глаза, перед ними вставало испуганное лицо сестры в руках у спятившей колдуньи, виделись языки пламени, подбирающиеся все ближе и ближе. Звучали в ушах угрозы Ариены, а потом они сменялись тишиной, наступившей, когда прервалась его связь с Реном. Мертвой тишиной, сквозь которую он так долго пытался докричаться, дозваться до колдуна.

Все это было бы еще ничего, за свою жизнь Тьен прекрасно научился справляться с неприятными воспоминаниями. А даже если и не справляться, то просто загонять их поглубже, прятать от самого себя так, чтобы они не мешали двигаться дальше. К сожалению, к воспоминаниям добавлялся еще неподъемный груз эмоций, главной из которых была вина. Все случившееся было его, Тьена, виной. Именно за ним пришла Ариена. Если бы он был осторожней в выборе нанимателей, если бы никогда не связывался с ней, он не подставил бы под удар сестру и Рена.

«Тогда ты даже не знал бы Рена», — подсказало ему что-то внутри. «Может быть, так было бы лучше. Уж по крайней мере для Рена», — мрачно подумал Тьен. Но живущая внутри упрямая надежда на лучшее не дала ему надолго задержаться на этой мысли.

Дело было в том, что Тьен был очень рад, что знаком с Реном. Что случай и дурная погода привели их с сестрой в дом ворчливого старого колдуна, оказавшегося вовсе не ворчливым и не старым, а еще — самым удивительным человеком из встречавшихся Тьену. Первым, с кем он мог представить себя в постоянном союзе… если бы, конечно, Рен этого хотел, напомнил он себе. Последнее время Тьен надеялся, что, может быть… но с другой стороны, у Рена теперь был амулет, ему не нужен был фамилиар. И почему, интересно, Рен не сказал ему, что взломал амулет? Тьен был уверен, что колдун доверяет ему, да и какой ему толк от этой тайны? Фамилиар уже ни в чем не был уверен, но сейчас, в ночной тишине, он мог признаться самому себе, что после всего лишь пары месяцев больше не может представить себе жизнь без связи с Реном, без возможности чувствовать периодически теплый поток его эмоций. Те несколько часов, что он не мог дозваться потерявшего сознание колдуна были… были…

Фыркнув, Тьен сполз с сундука. Может быть, если он заглянет к Рену всего на минутку — убедиться, что с ним все хорошо — он сможет наконец-то уговорить свои беспокойные мысли позволить ему совсем немного поспать?

Бесшумно ступая обутыми в толстые шерстяные носки ногами, Тьен поднялся по лестнице и остановился возле двери, ведущей в комнату Рена. Что он скажет, если выяснится, что колдун не спит? Что вряд ли случится, он был таким усталым, еле удерживал глаза открытыми, так что наверняка он даже не услышит, если Тьен тихонько приоткроет дверь и заглянет, всего на секунду, просто чтобы…

Из-за запертой двери донесся странный слабый звук. Не храп, не стон, не вскрик, а словно бы… всхлип? И еще один. Не раздумывая и не сомневаясь больше, Тьен распахнул дверь и шагнул в комнату колдуна.

За окном давно наступило утро, но шторы были плотно закрыты, и Тьену понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. Раздался еще один вcхлип, и Тьен неосознанно сделал еще пару шагов к кровати. Колдун лежал на подушках почти в том же положении, что они оставили его. Глаза его были закрыты, на висках блестели капли пота, мокрые волосы прилипли ко лбу. Тонкие пальцы впились в одеяло, сжимая его с пугающей силой — Тьен видел, как побелели костяшки. Все тело колдуна было напряжено, словно он пытался сдвинуться с места и не мог, грудь сотрясали тяжелые хриплые вздохи, спина еле касалась постели.

Это было невообразимо красиво. Это было почти похоже на удовольствие. Если бы не выражение лица Рена. Брови его страдальчески изогнулись, губы жалобно кривились. Вот он судорожно перевел дыхание и еле слышно всхлипнул: «Тьен!» В этом тихом слове было столько отчаяния, что фамилиар наконец-то сорвался с места, словно с него спали чары. Он осторожно провел ладонью по мокрому лбу колдуна, убирая с него волосы. Рен, не открывая глаз, повернул голову, потянулся навстречу прикосновению, но выражение его лица не изменилось. Тьен, не отнимая ладони, другой рукой осторожно потряс его за плечо.

— Рен. Рен, проснись. Это кошмар, Рен, слышишь? Проснись.

Колдун распахнул свои бледные глаза и уставился на Тьена невидящим взглядом. Через мгновение выражение его лица очистилось и он рухнул в руки фамилиару, крепко обхватив его за шею. Ничуть не колеблясь, Тьен обнял его в ответ.

Руки Рена никак не могли остановиться, они все скользили по спине Тьена, по плечам, по волосам, и тот, сообразив, в чем дело, зашептал:

— Все хорошо. Со мной все хорошо. Это был сон. Дурной сон. Я здесь, все хорошо, все в порядке.

Тьен не знал, сколько они так просидели, прежде чем Рен вздохнул и неохотно отстранился. Он внимательно изучил лицо фамилиара, потом виновато опустил глаза.

— Прости. Прости, я уже в порядке, ты больше не должен… я не хотел тебя беспокоить, ты можешь… — Он остановился, склонил голову набок, и спросил: — Почему ты здесь? Что-то случилось? Изи? Я сейчас…

Тьен быстро пресек попытку Рена встать с постели, легко толкнув его на подушки.

— Ничего не случилось. Я обещал, что помогу тебе с кошмарами. Помнишь, хотели попробовать?

Рен нахмурился, припоминая утреннюю беседу. Неужели это было всего лишь вчера? А ведь действительно, разговор и схватка с Ариеной, блуждание в кошмарах, поиски Изи — это все заняло меньше суток.

Тьен между тем толкнул его в бок и решительно сказал:

— Двигайся.

— Ты серьезно хочешь ночевать в одной постели со мной?

— Сейчас утро, — возразил Тьен. Отвел взгляд и добавил: — И я и так провел здесь весь вечер. Ничего нового.

Рен вспомнил, что когда он очнулся, Тьен действительно лежал рядом с ним. Вспомнил, что именно прикосновение фамилиара и его настойчивый зов помогли ему вырваться из тягучей реальности снов. Вспомнил свежий кошмар, в котором он снова наблюдал, не в силах шевельнуться, как огонь подбирается с Тьену. Вспомнил все это и не нашел в себе сил спорить. Он молча подвинулся к краю кровати, оставляя фамилиару место у стены. Тот улыбнулся, кивнул и превратился. Одним прыжком запрыгнул на кровать, совершенно по-собачьи повертелся на месте прежде чем устроиться на постели, прижавший к Рену теплым боком. Чуть помедлив, колдун положил ладонь ему на шею, шевельнул пальцами, зарываясь в густую шерсть. Потянулся и прикоснулся к магии, не зачерпывая ее, просто наслаждаясь прохладным прикосновением энергии и теплым эхом мыслей и чувств Тьена.

Заглянувшая в комнату спустя три часа Мара обнаружила Рена крепко спящим, обеими руками обнявшим черного пса, как ребенок обнимает любимую игрушку. Довольно улыбнувшись, кухарка поправила шторы, чтобы полуденное солнце не беспокоило спящих, и на цыпочках покинула комнату.

Колдун проснулся через несколько часов, чувствуя себя удивительно хорошо отдохнувшим. Кошмары его больше не преследовали, хотя какие-то сны все равно снились. Он не мог их вспомнить, но в душе осталось ощущение спокойствия и тепла. А может дело было не во снах, а в реальности — в том, что Тьен все это время был рядом, был с ним.

Воодушевленный тем, что попытка встать с кровати на этот раз увенчалась успехом, и колени даже не попытались сразу подогнуться под ним, Рен решил первым делом разобраться с самыми насущными проблемами. Он добрался до стола и торопливо написал короткое письмо начальнику городской Стражи. Тьен внимательно наблюдал за ним, прислонившись к подоконнику.

— Мне нужна магия. — Колдун запечатал письмо и посмотрел на фамилиара. Тот с усмешкой задрал брови.

— У тебя есть амулет.

Рен опустил голову, внутри все скрутило от чувства вины.

— Тьен, я…

— Успокойся, я шучу.

Фамилиар подмигнул ему, превратился и процокал когтями по полу к самым его ногам. Рен нерешительно положил ладонь псу на голову, потянулся к магии, но вместо того, чтобы сразу колдовать, прислушался к эмоциям фамилиара. Похоже, он действительно шутил, Рен не почувствовал признаков обиды. Что, конечно, не мешало колдуну по прежнему чувствовать себя виноватым, но хотя бы позволяло отодвинуть объяснение в будущее. Он с облегчением зачерпнул силы и принялся сооружать магического посланца, который доставит письмо в город.

Разделавшись с этой задачей, Рен решил спуститься вниз. Лестница доказала, что запас сил у него был не так уж велик, на последней ступеньке он покачнулся и вцепился в перила двумя руками. Шагавший рядом Тьен тут же подхватил его под локоть и помог добраться до стула. Может и не стоило себя переоценивать, но Рену очень хотелось своими глазами увидеть, какой ущерб нанес магический пожар его дому.

Кухня представляла собой печальное зрелище. Закопченные потолок и стены пестрели пятнами обуглившегося дерева. Стульев уцелела лишь половина, один угол большого стола превратился в головешку. Стекла в окнах на удивление остались целыми, хоть и покрылись слоем сажи. А очаг вообще выглядел нетронутым, и в нем весело потрескивал огонь. Рен при виде него напрягся, но ему удалось хотя бы не шарахнуться в сторону. Торопливо напомнив себе, что этот огонь безопасный, что он полезен и никому не угрожает, колдун все же предпочел остаться на дальней от очага половине кухни.

Ведущая наружу дверь распахнулась, впуская на кухню Мару и Изи. Кухарка несла ведра с водой, руки девочки были полны старых тряпок. При виде колдуна с фамилиаром обе женщины — и старая, и маленькая — совершенно одинаково всплеснули руками, улыбнулись и бросились вперед. Последовали неизбежные объятия, расспросы о самочувствии и, в случае Мары, неизбежное же обещание немедленно накормить всех. Рен с улыбкой покачал головой, поднял руку.

— Это потом. Сначала я хотел бы убедиться, что… что Ариена действительно не сможет удрать.

Мара понимающе кивнула, а Тьен молча двинулся к двери в погреб.

Колдунья лежала в довольно неудобной позе между мешком с мукой и последними осенними тыквами. Руки ее были связаны за спиной, причем, насколько Рен сумел разглядеть, сначала веревкой был обмотан каждый палец, а затем обе руки от ладони почти до локтя. Когда он повернул колдунью на спину, выяснилось, что рот ее был заткнут кухонным полотенцем, поверху тоже обмотанным веревкой. Брошь, блокирующая магию, была приколота к платью колдуньи сзади, там, где до нее никак было не дотянуться, даже если колдунья освободит руки. Глаза Аариены были закрыты, похоже, она была без сознания. Рен протянул руку, попробовал нащупать пульс на шее женщины и с облегчением выдохнул, найдя его.

— Мы не можем оставить ее так до появления Стражи, — повернулся он к Маре.

— Конечно можем! — фыркнула она. Тьен за ее спиной сверкнул глазами, молча соглашаясь.

— Двое суток без еды, без воды, без движения — это жестоко.

— Ее это не останавливало, — буркнул Тьен, инстинктивно потирая горло. Рен вспомнил, что он упоминал, как колдунья держала его на цепи.

— Я понимаю ваше отношение. — Рен вздохнул. — Но я не могу так. Сейчас она беспомощна, и это…

Он замолчал, не зная, как сформулировать то, что чувствовал. Что неважно было, какие ужасные вещи совершила колдунья, он не хотел, чтобы важные для него люди были причастны к подобной жестокости.

— И что ты собираешься сделать? Предложить ей свою комнату? — в голосе Мары звенела праведная злость.

— Нет, — покачал головой колдун. — Я просто помещу ее в заморозку.

— В смысле — заморозишь? — удивился Тьен.

— Заклинание заморозки не имеет отношения к настоящему холоду. Оно останавливает на время все процессы, происходящие в объекте. Ариена просто замрет, не будет ничего чувствовать, ей не нужны будут еда, вода, даже воздух.

— Это серьезное заклинание, Рен, — нахмурилась. Мара.

— Я справлюсь, — кивнул колдун, искренне надеясь, что окажется прав.

С заклинанием он действительно справился, хоть и пришлось проделывать все медленно и осторожно — в конце концов, он никогда еще не применял эти чары к людям. Но как только Рен ослабил хватку, выпуская магию, он понял, что все же переоценил свои силы. В том смысле, что их у него совсем не осталось.

Торопливо превратившийся Тьен успел подхватить колдуна у самого пола. Он настоял на том, чтобы отнести его наверх, отмахнувшись от Мары, предложившей свою постель. Снова устроив Рена на подушках — на этот раз он хотя бы был в сознании, просто очень слаб, не в состоянии пошевелить и рукой— Тьен снова превратился. Он очень много мог бы сказать самоуверенному колдуну, но не сделал этого. В основном потому, что боялся сказать слишком много. Запрыгнув на кровать, он ткнулся носом в пальцы Рена, почувствовал, как они чуть шевельнулись, закрыл глаза и решил, что будет лежать здесь столько, сколько понадобится, чтобы не дать этому упрямцу снова себе навредить.