День 6 - Ты наш спаситель

Уж простите, что получается мрачно.
Когда Гунар наконец заставил себя разжать руки и отстраниться, старательно пряча мокрые глаза, его спутники уже оказались в доме. Владимир тактично возился с дровами в камине, повернувшись ко всем спиной, Инга проскользнула на кухню и чем-то там звенела, и только маленькая Стася нетерпеливо дергала деда за штанину в ожидании своей порции объятий.
- Я пойду умоюсь… с дороги, - буркнул Гунар, направляясь к лестнице.
- Вещи наверху, - сообщил Владимир. Разумеется он успел уже занести сумки Гунара в его комнату.
- Спасибо.
В ванной, дверь в которую располагалась как раз напротив двери в его комнату, Гунар поплескал в лицо холодной водой, потом долго разглядывал себя в зеркале. Красные глаза, печально опущенные губы, взъерошенные волосы. Если б его увидел сейчас кто-то из однокурсников, ни за что не узнал бы всегда собранного и спокойного Гунара Зведраса. Нет, он не стеснялся своих чувств и не боялся проявлять эмоции. Просто так уж были устроены волки, что отдаться чувствам они могли только в окружении своих. Только вместе стая могла открыто выражать радость или гнев, восторг или скорбь. И да, Гунар осознавал, что, несмотря на его собственные многочисленные возражения, понятие стаи никогда не устареет для его народа.
Он знал, не далее чем завтра все мохнатые Зведрасы, что присутствуют сейчас в городе, обязательно соберутся в соседнем лесу, который издавна был поделен между здешними оборотнями. Соберутся, чтобы пробежать вновь своими тропами, пометить свою территорию, а затем на центральной поляне вместе излить в ночное небо свои надежды и боль. Звериная форма позволяла выпустить на волю чувства в их самой чистой форме. Но даже и в двуногом виде волки были гораздо более эмоциональны среди своих, не позволяя чужакам заглянуть за фасад холода, спокойствия или, как в случае Инги, сарказма.
Гунар наконец выпрямился, обтер лицо полотенцем. Подумал, потом откопал в своем шкафу старую рубашку и натянул ее вместо дорожного свитера. Рубашка пахла домом и стаей, она легла на плечи теплым объятием. И почему он так не хотел возвращаться? Боялся, что его осудят? Прятался от грустных воспоминаний? Но память всегда была рядом, за плечом, а осудить себя он и сам умел. «Дур-рак!», с чувством сказал он и буквально слетел по лестнице вниз.
Владимир все еще сидел возле камина, на этот раз с газетой. Он отказывался расставаться с этой старомодной привычкой, считая гаджеты игрушкой для молодежи. Что выглядело вдвойне забавно, если учесть, что отец Гунара, который был старше зятя втрое, с искренним азартом кидался осваивать любую компьютерную новинку, попадавшую ему в руки. Заслышав шаги на лестнице, Владимир неторопливо сложил газету и кивнул на дверь кухни. Дополнительного приглашения Гунару и не требовалось.
На кухне царило оживление. Стол был накрыт знакомой желтой скатертью, уставленной едой. Стася, старательно высунув язык, раскладывала вилки возле тарелок, Инга переставляла блюда и миски, чтобы расчистить место для запеченного окорока, который ловкими движениями нарезал отец. И обещанный ежевичный пирог отдыхал на тарелке возле плиты, и наверняка где-то в холодильнике пряталось мороженое. Гунар втянул носом умопомрачительную смесь ароматов.
- Ну, зачем вы это все? Не надо было так суетиться…
- Надо, - проворчал отец. - Не так часто мой младший сын осчастливливает нас своим присутствием. Уж если это не повод накрыть стол…
- Пап, ну ты же знаешь.
- Знаю-знаю, - отец на мгновение поднял взгляд и улыбнулся, показывая, что ворчание это не всерьез. - Институт межрасовой истории, уникальная возможность, легендарные экспонаты. Я понимаю, почему ты уехал, Гунар. Я рад за тебя, рад, что ты получил эту возможность. Но не требуй, чтобы я не скучал по моему малышу.
- Я не малыш, - фраза была такой привычной, что произносилась без участия сознания.
- Ты всегда будешь моим малышом, - так же привычно возразил отец. - Моим младшим сыном.
- И моим маленьким братиком! - жизнерадостно добавила Инга.
Гунар только вздохнул. Быть младшим в семье всегда нелегко. Особенно когда у тебя целых четыре старших сестры, а единственный брат старше настолько, что его внуки уже заканчивают школу.
Его родители, Артур и Вера Зведрас, были уже немолоды, когда решились на еще одного ребенка. Полторы сотни лет не считались старостью для оборотней, но обычно возраст расширения семьи ограничивался первой сотней. Но мама настаивала, что после череды девчонок ей очень хочется снова испытать, что такое быть матерью мальчишки. Возможно, в этом была ее ошибка. А может быть роды не имели никакого отношения к той болезни, которая отняла ее жизнь всего через полгода. Но факт остается фактом, Артур остался один в с младенцем и десятилетней дочерью. Разумеется, другие дети не оставили его без помощи. Сколько Гунар помнил себя, в доме постоянно гостил либо кто-то из старших сестер, либо дочери старшего брата, племянницы Гунара. Стоит ли удивляться, что почти вся семья относилась к нему как к всеобщему ребенку. И только Данка, младшая из старших, как она любила себя называть, оставалась ему именно сестрой, верной соратницей и зачинщицей в большинстве их общих приключений. Самым близким ему человеком. До этого лета.
- Садитесь есть! - позвала Инга, и Гунар постарался отодвинуть печальные мысли подальше.
На какое-то время это ему удалось. Обед был вкусным и сытным, отец всегда любил хорошую еду и умел ее готовить. Причем не только мясо, чем грешили многие оборотни-мужчины. За едой он рассказывал о последних городских новостях, они с Ингой обсуждали шансы, что их район затронут планы перекладки дорог, и дружно высмеяли слухи о том, что в загородном лесу видели диких волков. В самом деле, серые хищники ни за что не стали бы селиться в месте, так качественно обжитом и помеченном оборотнями. Стася развлекала всех историями из жизни первого класса, удивительно сложными и запутанными, в которых она всегда оказывалась главным героем и победителем. Владимир как обычно молчал, лишь иногда вставляя пару слов там, где требовалось его мнение. Гунар тоже отмалчивался, лишь ответил коротко, что да, ему удалось попасть на практику туда, куда он хотел, и да, он доволен своим руководителем. Рассказывать о том, что благодаря ему этот самый руководитель впал в регенерационную спячку на неопределенный срок, он не стал.
Разумеется, долго это тянуться не могло. После щедрой порции пирога с мороженым они совместными усилиями быстро убрали со стола и вымыли посуду, после чего Инга подхватила на руки упирающуюся Стасю и заявила, что им пора домой. После еще одной череды объятий Гунар наконец остался наедине с отцом. И ничуть не удивился, когда тот подтащил поближе к камину второе кресло, опустился на свое любимое место напротив него и сказал:
- Ну, рассказывай.
Гунар со вздохом сел в кресло, поерзал, устраиваясь. Страшно тянуло обернуться, но сейчас было не время. Он наклонился вперед, оперся локтями в колени. Бросил взгляд на отца.
- Откуда ты знаешь, что мне есть, что рассказать?
- Тебе всегда есть, что рассказать, - улыбнулся отец. Тут же посерьезнел. - Ты изменился, Гунар. Когда ты уезжал, в тебе горел огонь. Я боялся, что он сожжет тебя, и когда ты отказался приехать осенью, я заподозрил, что что-то неладно. Но сейчас этого огня в тебе нет. И это пугает меня еще больше. Сейчас я вижу в тебе только пепел. Скажи мне, малыш, что ты натворил?
- Все-таки дар бабки Дейдры достался не только дочерям, - вздохнул Гунар. - Ты всегда умел заглядывать в души, папа. Меня действительно сжигал огонь, папа, сжигали гнев и боль, и все, чего я хотел — наказать виновных, восстановить справедливость.
- Ты всегда был борцом за справедливость, малыш. Но ты ведь знаешь, смерть Дануты была случайностью. Никто не виноват…
- Что слухи о бешеных собаках в пригородных поселках отметались и замалчивались? Что никто не взялся их расследовать? Что лесным хозяйствам проще откупиться от инспекции, чем проверить поголовье диких животных? Что единственная болезнь, от которой у оборотней нет иммунитета, это бешенство, но сделать прививку от него обязательной «не представляется целесообразным»? Что бешеная лисица оказалась в центре города? Что Данка оказалась быстрее меня, но не быстрее смерти?
- Сынок… - в голосе отца звучала неприкрытая боль. - Сынок, ты не виноват в том, что случилось, слышишь?
- Я мог бы успеть оттолкнуть ее…
- И тогда мы оплакивали бы тебя.
Гунар пожал плечами. Говорить банальности не хотелось, поэтому он просто продолжил свой рассказ.
- Меня сжигала жажда справедливости, но я знал, что не смогу добиться ее, что никто не сможет этого сделать. Это сводило меня с ума. И тогда я… я решил… расширить свои возможности.
- Как?
И Гунар рассказал отцу о своем безумном плане. О том, как он нашел в университете студентов с пуристскими взглядами и сколотил из них группу. Как убедил их провести обряд пробуждения бога, а когда в этот обряд случайно вмешалась его знакомая, он использовал ее, манипулировал ею, чтобы заставить завершить обряд. А когда это удалось и бог, которого он сам выбрал, тот самый Нуада из историй бабки Дейдры, действительно пробудился и предстал перед ним во плоти, Гунар вызвал его на поединок. Ибо по древнему закону победивший в честном поединке имеет право потребовать от побежденного подчинения. Гунар объяснил, что собирался потребовать, чтобы бог наделил его своими способностями, чтобы он мог помочь всем, кто в этом нуждается.
- Зачем? - Отец непонимающе покачал головой. - Ты правда думал, что люди поблагодарят тебя? Скажут — ты наш спаситель?
- Мне не нужны были благодарности. Я хотел справедливости, понимаешь? Я просто хотел восстановить порядок.
Гунар рассказал, что бог согласился на поединок. Рассказал о встрече на поляне фей и сознался, что еще уезжая из дома, утащил из семейного сейфа прадедовский меч-кладенец. Он набрал побольше воздуха в грудь и виновато выдохнул:
- Я проиграл поединок, отец. Я проиграл, и значит, все это было напрасно. А те, кого я использовал в своих целях, решили использовать меня, но что еще хуже — они решили использовать тех, кто был со мной. Часть пуристов из тех, что я собрал, захватили нас с Галиной и оказавшегося рядом моего руководителя, Витуса Магнуса. Они собирались провести ритуал на крови и пробудить других богов. Чудо, что парень Галины вместе с милицией успели вовремя остановить это все. Он чуть не умер, этот парень. А Магнус был ранен настолько серьезно, что теперь никто не знает, когда он проснется.
Гунар соскользнул на пол, опустился на колени рядом с креслом отца. Он сделал это не задумываясь, словно им руководил неведомый инстинкт. Не поднимая головы, он тихо сказал:
- Теперь я точно виноват. Я натворил столько глупостей, подверг опасности многих, и все из-за своей дурацкой гордости. Я виноват, папа, и я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, но…
Тяжелая ладонь отца легла ему на загривок. Старый волк помолчал немного, потом вздохнул и провел щекой по волосам Гунара, отмечая своим запахом.
- Я всегда тебя прощу, малыш. Потому что ты мой сын. Потому что я знаю, что ты хороший мальчик. Я лишь надеюсь, что ты сможешь простить себя сам, Гунар. Очень надеюсь.

---

День 5 - Дом там, где тебя помнят

Когда за окном замелькали сначала новостройки новых районов, а потом и старые городские дома, с их белыми стенами, деревянными балками и разноцветными крышами, Гунар наконец встряхнулся и соскользнул с сидения на пол, оборачиваясь. Помог семье в соседнем купе снять сверху тяжелые сумки, поддержал старинного вида плетеный короб, пока лесовик влезал в крепившиеся к нему лямки, заглянул на всякий случай под лавки, но не нашел ничего забытого. И только когда вагон почти опустел, он закинул за плечи рюкзак, подхватил сумку и зашагал к выходу.
Только Гунар успел спрыгнуть на перрон, как в него врезалась огненная ракета, тут же повисшая камнем у него на шее. Громкий визг «Дядя Гунар» резанул по ушам, и оборотень пожалел, что не может их прижать, как в звериной форме. Свободной рукой он подхватил висящий на шее и грозящий свалиться груз, когда рядом кто-то устало вздохнул.
- Анастасия, ты же обещала вести себя хорошо, если мы возьмем тебя с собой.
- А я хорошо-о-о…
- Ты чуть не уронила дядю.
- Волк, которого может сбить с ног восьмилетний ребенок, абсолютно заслуживает такой участи, — вмешался насмешливый женский голос.
Гунар наконец смог перевести дыхание, чуть передвинул в сторону все еще не отпускавшую его Стасю, отметив, что скоро племяшка перестанет легко помещаться у него на руках, и улыбнулся высокой женщине в кожаных брюках и толстом рыжем свитере, через плечо которой была перекинута длинная русая коса.
- Я тоже рад тебя видеть, Инга. Владимир, здравствуй. - Он кивнул зятю. - Что вы тут делаете?
- Фу, братишка, как невежливо! - тут же вмешалась сестра. - Разве так благодарят тех, кто спасает тебя от толкучки в общественном транспорте?
- Мы тебя встречаем! - радостно пояснила Стася и потерлась щекой о его шею. Гунар вдохнул сладкий щенячий запах и почувствовал, как его понемногу отпускает тревога.
- Но я ведь никому не сообщал, когда приезжаю, — спохватился он. - Как вы…
- Тетя Ира, — коротко пояснила Инга. Большего и не требовалось. Ирина, младшая дочь бабки Дейдры, обладала экстраординарными даже для баньши способностями к предвидению. Никто никогда не мог вычислить, по какому принципу к ней приходят видения, однако они всегда оказывались полезными. А потому никто не спорил, если тетя Ира что-то говорила.
- Она вас прислала?
- Нет, просто позвонила и сказала, как жаль, что ты приедешь в пятницу, потому что в этот день с утра в автобусах полно людей.
- Я мог бы дойти пешком.
- С вещами? Семь километров, большинство из них — на подъем?
- Ты сомневаешься, что я на это способен?
- Нет, я начинаю сомневаться, что ты действительно хотел приехать. Ты не спешишь домой, братишка.
Гунар отвел взгляд.
- Я ведь все равно дошел бы.
- Что-то случилось, малыш? - голос Инги потерял вечную насмешливую нотку.
- Да. И ты прекрасно это знаешь.
- Гунар…
Он все еще отказывался поднимать взгляд, но когда руки сестры обняли его, когда она потерлась подбородком о его волосы, Гунар на мгновение не сдержался и заскулил. Он тут же оборвал себя, чувствуя, как пристыженно краснеют уши, но Инга только крепче обняла его.
- Нам всем не хватает Дануты, братик. Нам всем больно. Но стая должна держаться вместе.
Гунар хотел возразить, хотел огрызнуться, как обычно, что это устаревшее понятие, хотел отстраниться от непрошеной заботы. Но тут он почувствовал, как маленькая Стася трется щекой о его волосы, инстинктивно копируя движения матери. Потому что чувствует их горе и хочет помочь, как умеет. Как подсказывает ей ее природа. И кто он такой, чтобы отворачиваться от наивной, но искренней помощи?
Он проглотил подступившее к горлу чувство вины — снова он подвел всех — и заставил себя кривовато улыбнуться.
- Ты права, Инга. Поехали домой.
Сестра тут же отпустила его, мгновенно снова превратившись в обычную уверенную женщину со смеющимися глазами. Владимир скользнул по Гунару понимающим взглядом, похлопал по плечу, заодно подхватил висевшую на нем сумку и перехватил ее другой рукой. Вот за что Гунар ценил зятя, так это за понятливость и способность использовать минимум слов и движений с максимальной эффективностью.
Машина Инги, юркий ярко-синий «Слейпнир», оказалась совсем близко, возле самого входа в вокзал.
- Как ты умудрилась отхватить такое удобное место? С ночи занимала? - не удержался Гунар.
- Нет, просто мне повезло — оно как раз освободилось, когда мы подъехали.
- Мы и еще две машины перед нами, — напомнил Владимир.
- Они были слишком медлительны, — Инга отмахнулась и щелкнула брелком, открывая все двери сразу. Владимир привычно скользнул на пассажирское место впереди, Гунар помог Стасе активировать зачарованные ремни на заднем сидении и устроился рядом с ней. Племяшка даже забыла пожаловаться на то, что она слишком большая для детской защиты, она была слишком увлечена тем, чтобы руками изобразить маневр, который Инге пришлось совершить, чтобы обогнать двух других претендентов на место.
- Мама повернула так быстро, что мы поехали боком, вжжж! У дяди в другой машине аж клыки выросли от удивления!
Гунар подумал, что вряд ли дело было в удивлении. Ткнул Ингу пальцем в плечо.
- Ты уверена, что это такая хорошая мысль — дразнить берсерка за рулем? Особенно, когда рядом ребенок.
- Почему ты думаешь, что это был берсерк, а не волк?
- Потому что волка бы ты не обогнала.
- Ха! Еще как обогнала бы!
- И все же, рисковать ребенком…
- Уймись, Гунар! Со Стасей ничего бы не случилось. Я отлично умею водить, и способна за себя постоять. К тому же Влад может успокоить недовольных водителей одним взглядом.
- Могу, — кивнул зять.
Гунар знал, что это вовсе не преувеличение. Он набрал полную грудь воздуха, зажмурился, выдохнул. Открыл глаза, поймал в зеркале взгляд сестры.
- Прости, я просто… волнуюсь. За вас всех.
- Я знаю. Все будет хорошо, братишка.
Инга завела машину и принялась осторожно выруливать в сторону проспекта. Лицо ее было спокойным, но Владимир, лучше знавший жену, положил руку ей на плечо и долго не убирал. Гунару же пришлось быстро отвлечься, потому что Стася сочла необходимым прямо здесь и сейчас начать рассказывать дяде все, что случилось с ней за прошедшие месяцы. Он слушал ее путаный рассказ, не забывая вовремя кивать и выдавать короткие восклицания в нужных местах. А за окном плыли знакомые улицы, аккуратные домики старого города, между которыми маячили осторожно вписанные, чтобы не разрушить гармонию, современные административные здания. Потом возникли дома поновее, бывшая рабочая окраина. Наконец машина свернула на неширокую улицу, усаженную липами. Гунар почувствовал, как сильнее забилось сердце. Вон на то дерево он впервые залез в пять лет. Вон за тем забором росла яблоня, за плодами которой охотились все окрестные мальчишки, и которую хозяин дома охранял с особой страстью. А вон за этим столбиком…
Дом ничуть не изменился. Разумом Гунар понимал, что он и не мог поменяться всего за несколько месяцев, но разум в кои-то веки отказывался контролировать чувства. Почти не слушая, что говорят сестра и Стася, он с трудом дождался, пока машина остановится, и выпрыгнул на песок, которым был присыпан въезд во двор. Стены знакомого неуловимого оттенка, серо-розового, словно небо на грани рассвета. Серая крыша. Окна с синими ставнями, за ними ажурные, еще матерью связанные занавески. Темно-синяя дверь с литым украшением в виде оскаленной волчьей морды. Он распахнул ее, почему-то даже не сомневаясь, что заперто не будет. Нос наполнили знакомые запахи — книги, цветущая герань, горящие дрова. И что-то еще… такое неуловимо знакомое. Гунар опустил голову, принюхался. Удивленно поднял глаза и столкнулся взглядом со стоящим в дверях кухни отцом.
- Ежевичный пирог? Ты помнишь…
- Что это ваш с Дану любимый десерт? Разумеется, я помню.
Отец улыбнулся, протянул руку, и Гунар сам не заметил, как оказался в его крепких объятиях.
- Конечно я помню, малыш, — шептал отец, и все гладил, гладил его волосы. А Гунар глотал слезы и жадно вдыхал запахи дома. Потому что дом — это место где тебя всегда помнят. И всегда ждут, что бы ты ни натворил, в чем бы ты ни сомневался и как бы тебе ни было страшно.

---

День 4 - Мальчик с мечтой

Что-то историй в этой истории становится все больше
Когда Гунар проснулся, он не мог вспомнить, как уснул. И как успел перед этим обернуться — тоже не помнил. Щедрого на угощение и истории попутчика нигде не было видно, наверное, он вышел на одной из станций ночью. За окном понемногу светало, бегущие мимо деревья были подсвечены сзади бледно-розовым светом. Гунар положил морду на стол и принялся наблюдать, как светлая полоса за окном становится все шире, постепенно захватывая все небо, и при этом бледнея, из розовой превращаясь в бледно-желтую, потом серую, потом голубую. День обещал быть ясным. Деревья здесь, к северу, уже растеряли большую часть осенней красоты, царапая небо голыми ветвями, но их монохром разбавляли многочисленные сосны и ели. Летом и в начале осени хвойный лес скромно прячется за спинами более нарядных лиственных сородичей, но стоит тем избавиться от листвы — глаз начинает различать в хвое множество оттенков. Изумрудный, оливковый, болотный, темно-бирюзовый, голубовато-зеленый… Художник, наверняка, мог бы назвать еще больше. Гунар художником не был, но это не мешало ему любоваться знакомым с детства пейзажем.
Ему не было нужды смотреть на часы или сверяться с расписанием, он мог с точностью до минуты предсказать, когда лес начнет отступать в сторону от дороги и потихоньку расти, карабкаясь на склон невысокой горы. Когда туман меж деревьев расступится, открывая взгляду развалины крепостных стен и одинокую сохранившуюся башню на вершине. Когда пестрый ковер у подножия горы рассыпется на отдельные лоскутки крыш, а за ними замаячит что-то большое, сине-серое, вечное… море.
Гунар знал, что сейчас поезд замедлится и будет еще почти час ползти через пригородные поселки. Когда-то это были родовые поселения различных рас. Их жители предпочитали жить среди своих, но все же не отказывались от общения и торговли с соседями. Так и возникла сначала большая ярмарочная площадь у подножия горы, потом крепость, охраняющая покой торговцев и покупателей. Со временем кто-то из купцов решился построить себе склад и дом рядом с площадью. Возникли, как грибы, харчевни и трактиры, чьим хозяевам было проще жить там же, где они работали. Появились ремесленники, обслуживающие гарнизон крепости, состоявший из северных берсерков, и тоже селившиеся неподалеку. Постепенно расы перестали сторониться друг друга, появились смешанные семьи, и маленькое поселение вокруг ярмарочной площади превратилось в город, быстро превзошедший в размерах старые поселки. Теперь уже они обслуживали нужды города и возникшего рядом морского порта, их жители постоянно пополняли ряды горожан. А уж когда в прошлом веке здесь появились заводы — сначала кораблестроительный, потом древообрабатывающий и крановый…
Гунар тихо хмыкнул. Он словно снова заглянул в учебник. Однако историю родного города он отлично знал задолго до того, как прочел о ней в книгах. Он узнавал ее с самого детства, слушая рассказы отца и бабушки, разглядывая коллекцию старинных монет, собранную братом, выкапывая в морском песке деревянные корабельные гвозди, просмоленные и задубевшие от соленой воды до прочности металла, лазая вместе с сестрой по развалинам крепости.
Его всегда привлекало то, что случилось давным-давно. Больше порой, чем то, что его окружало сейчас, чем все современные удобства и технические игрушки, так любимые его сверстниками. Инга шутила, что он опоздал родиться на несколько веков. Он не обижался. Он даже в чем-то соглашался с сестрой. Но если уж ему досталось родиться в этом веке, Гунар хотел как можно больше узнать о том, что было раньше. Еще в семь лет на вопрос дядюшки, кем он будет, когда вырастет, он решительно ответил — историком. И с тех пор ни разу не усомнился в своем пути.
Гунару было любопытно все. Но если уж быть совсем честным, то больше всего его, конечно же, интересовала крепость. Впрочем, как и большинство мальчишек в городе, и изрядную долю девчонок тоже. Он сотни раз бывал в городском музее и знал все экспонаты в зале, посвященном крепости. Он перечитал все книги в городской библиотеке и мог бы наизусть пересказать родословную Бьёрна Сивого и путь, которым он привел с Севера свой клан, прослышав, что здесь нуждаются в защите от разбойников и пиратов и готовы за нее платить.
Но самая интересная, самая страшная, и красивая, и леденящая кровь история не была записана ни в одной книге. Однако откуда-то ее знали все мальчишки, и с удовольствием пересказывали ее темными вечерами, собравшись у костра, который им никто не разрешал разводить, и пугая малышей, только-только доросших до того, чтобы их отпускали из дома одних.
Была это история об Эдальрике, внуке того самого Бьёрна. Был он велик и могуч, даже больше знаменитого деда, и в медвежьей форме достигал в высоту четырех метров, мог лапами вырвать из земли вековой дуб и одним ударом лапы убить взрослого лося. Что уж говорить о менее крупных противниках — никто не мог сразиться с Эдальриком и победить. При всем том Эдальрик был справедливым вождем, и никогда не злоупотреблял своей силой. До тех пор, пока не встретил Лайне.
Дальше история становилась более смутной. Кто-то говорил, что Лайне была сиреной, кто-то называл ее птице-девой, а кто-то — дочерью морского царя, повелителя народа моря. Но все рассказчики сходились на том, что увидев Лайне на морском берегу, Эдальрик потерял покой, и поклялся не спать и не есть (и не ходить в туалет, добавлял тут кто-то из менее впечатлительных слушателей, вызывая всеобщий смех и шиканье), пока Лайне не станет его женой. Девчонки на этом месте мечтательно вздыхали, а мальчишки крутили пальцем у виска. Эти взрослые с их взрослыми причудами! Впрочем, если верить историям, Эдальрик и впрямь лишился рассудка, и когда упрямая дева в третий раз отвергла его ухаживания, он призвал свою дружину к оружию, напал на дом ее отца, перебил всех ее родичей мужского пола, а женщин отдал своим воинам. Лайне же он силой взял в жены и увез с собой в крепость.
Понятно, что такие действия не могли вызвать одобрение окружающих. Дружине полагалось охранять покой окрестных жителей, а не нападать на них. Да и сами воины не очень-то уютно чувствовали себя после случившегося. Начали ворчать, что безумный предводитель принесет несчастье клану, что найдутся дальние родичи, желающие отомстить за убитых, и тогда пострадают не только виновные, но и все, кто попадется под горячую руку. Но подобное недовольство — дело не быстрое. Пока ворчание перешло в разговоры, разговоры в планы, а планы превратились в возмущенную толпу, окружившую крепость и ворвавшуюся в отрытые изнутри ворота, Лайне успела родить двоих детей-близнецов, а они успели подрасти и научиться ходить. И вот толпа ворвалась в крепость, и Эдальрик понял, что ему не остановить их и не вырваться наружу, что даже его звериная мощь не поможет против толпы, и его просто забьют кольями, как медведя в берлоге. И тогда он поклялся,что если умрет он, то и детям его не жить. Обнажил он меч и двинулся к комнате близнецов. Однако Лайне оказалась умна. За время, проведенное в крепости, она успела изучить все ее уголки и найти потайные ходы, скрытые в стенах. Заслышав шаги безумного мужа, она открыла потайную дверцу и приказала малышам спрятаться в стене и не появляться, пока она не позовет их словами колыбельной. Ворвавшийся в комнату Эдальрик разнес всю мебель на куски, но не смог найти детей, а Лайне на его вопросы и угрозы только смеялась. Когда до той комнаты добралась толпа, они нашли у стены окровавленное тело Лайне. На ее разбитых губах застыла улыбка, а рядом лежал Эдальрик. Он убил жену, а потом сам бросился на меч.
Тело безумного вождя сбросили в море, Лайне похоронили по обычаями ее народа, а вот детей никто больше не видел. Пришедшие обыскали всю крепость, звали их по именам, но никто им не ответил. Наверное, малыши так и прятались в стене, пока не умерли от голода и жажды. Так завершал историю рассказчик. И обязательно находился кто-нибудь, кто подхватывал:
- А может быть, они все еще прячутся там, в потайных ходах, и ждут, когда мать позовет их. Говорят, в лунные ночи призрак Лайне бродит по развалинам крепости и бесплотными губами поет старинную колыбельную, но никто не слышит ее, и мелодия давно забыта, и потерянные дети до конца вечности обречены блуждать в темноте.
И соврал бы тот, кто сказал, что на этих словах не чувствовал потусторонний холод и страх.
Гунар, как и все местные жители, услышал эту историю в глубоком детстве, и его до глубины души поразила несправедливость произошедшего. Ему даже снились не раз эти потерянные близнецы — мальчик и девочка, хотя все легенды умалчивали о том, какого они были пола. Снилось, как он ведет их за руки через темноту и обещает, что скоро все будет хорошо. Проснувшись, он еще долго чувствовал холодное прикосновение к ладоням.
Когда-то маленький Гунар мечтал, что вырастет, прочтет все книги и обязательно найдет в них слова старинной колыбельной. И тогда малыши услышат обещанный сигнал, смогут покинуть свое укрытие и наконец-то обретут свободу.
Потом он вырос. Прочел сотни и тысячи книг. Хорошо уяснил разницу между историей и легендой, между реальностью и вымыслом. Мечта ушла, сон тоже перестал сниться. Но до сих пор в тяжелые моменты, когда Гунар чувствовал, что он не справился, что он подвел кого-то, он ощущал фантомные детские пальчики, выскальзывающие из его ладони.

---

День 3 - Ежевичный пирог

Ох, что-то тяжко идет. Но главное - идет!

- Давным-давно, когда дед моего деда был маленьким ребенком и только учился играть с камнями, жил наших краях Хитроумный Элек, — чуть нараспев начал Дилшот, и стало понятно, что он и впрямь умет рассказывать.
«Среднеазиатские дэвы принадлежат к культурам с многовековой устной традицией», — гласил параграф в учебнике для первого курса. - «Письменность появилась у них лишь в прошлом веке, и до сих пор не стала общепринятым способом сохранения истории. С появлением цифровых носителей именно они считаются предпочтительной формой записи». Гунар подавил профессиональный порыв включить диктофон. Это не университетская практика, напомнил он себе, и у диплома твоего совсем другая тема. И вообще… Что вообще — он не успел додумать, быстро вовлеченный в историю умелым рассказчиком.
- Хитроумным Элека называли все, кто его знал, сам же он никогда с этим именем не соглашался, но и не спорил с друзьями. Он вообще редко с кем спорил, этот Элек. Скажут ему, бывало: «Эй, Элек, идем играть в кости!» А он не спорит, соглашается, мол, идем. Скажут: «Эй, Элек, сыграем на твоего ишака!». И тогда он не спорит, почему бы, мол, не сыграть. Скажут: «Смотри, я выиграл!» — снова соглашается. И ишака отдает безо всяких споров. Нагрузит потом, бывало, выигравший на ишака свои вещи да товары, и отправится на базар в соседней долине. Но стоит ему отвлечься или заговорить с кем, как ишак развернется и пошагает себе спокойно обратно, шаг за шагом, шаг за шагом. Да так тихо и спокойно идет, что никто и не заметит, а как заметят — его уже нигде и нет. Хватятся ишака, станут искать по следам — приведут следы прямиком к дому Элека. А тот и спорить не будет, так, мол, и есть, пришел ко мне ишак, и груз на него навьючен был, тюки да корзины. Ах, какие сладкие были персики в тех корзинах. Жаль, съесть их пришлось, чтобы не испортились, а то обязательно бы с вами поделился! А если были в тюках вещи какие — никогда Элек не отказывался вернуть их хозяину, он чужого никогда не брал. Вернет он вещи, а хозяин ему в благодарность десятую часть от их стоимости, как полагается по закону всякому, нашедшему потерю. Были такие, кто сердился и уверял, что Элек нарочно ишака подучил, чтоб уходил от других хозяев, но Элек только руками разводил. Всем известно, ишак зверь упрямый, себе на уме, чего не захочет — ни за что делать не станет, а что захочет — не остановить его. Так разве ж Элека вина, что ишак не хочет больше никому служить? Разве его вина, что он такой хороший хозяин, что зверь всегда к нему возвращается? Люди поворчат-поворчат да и отступятся, потому что и правда, ни в чем Элека вины нету.
Рассказчик хлопнул себя по коленям, восхищаясь героем. Девчонка из соседнего купе захихикала, лесовик промычал что-то одобрительное, а женщина, лежавшая на полке над ним, со смехом протянула:
- Ишь ты, и впрямь хитроумный!
Гунар же слегка поежился. История была забавной, безусловно, и рассказывал ее Дилшот талантливо, но думать о вине и невиновности совершенно не хотелось. Может быть дэв заметил этот жест, а может быть просто решил продолжить развлекать растущую аудиторию — к ним присоединились родители девочки — но он пригубил чай и все так же нараспев начал следующую историю.
- Говорят, этот Элек взял себе в жены крылатую пери. Как все из ее народа, была она красавицей, умела плести волшебство, беседовать со зверями и птицами. Где Элек ее нашел и как уговорил пойти за него, никто не знает. Одни говорят, он завлек ее хитростью и обманом, другие, что ей понравились его шутки и острый ум. Эта пери родила ему двух детей: девочку по имени Бахар и мальчика по имени Жон. Как водится, дочь унаследовала крылья и таланты матери, но умом пошла она вся в отца. Никто не мог с ней спорить и всегда она добивалась того, чего хотела. Сын же был, как и отец, дэвом, но от матери узнал язык зверей и птиц. Говорили, что он больше времени проводит, беседуя с лошадьми в стойле, с орлами в небе да с волками в степи, чем с соседями по деревне. Больше, чем животных, любил он только сестру. Только с ней мог говорить обо всем, только она могла уговорить его оторваться от беседы с сусликами в поле и пойти играть с ней в битву богов, искать сказочную пещеру или просто собирать ягоды дикого терна и абрикоса. И вот однажды дети искали кислые дикие яблоки на склоне горы. Они постепенно взбирались все выше и выше, пока не увидели среди кривых стволов трещину в горе. Это был вход в пещеру. Дело было к вечеру, и Жон стал говорить сестре, что мать ждет их дома, и что пора им возвращаться. Но конечно же Бахар не послушала его и отправилась исследовать пещеру. И конечно же Жон не мог оставить ее одну и полез за ней следом. Они шли по темному длинному коридору, с трудом нащупывая дорогу под ногами, как вдруг впереди засветились два больших круглых глаза!
История катилась вперед по накатанному пути, смелые дети раз за разом обводили вокруг пальца злую ведьму-албасты, собиравшуюся ими пообедать, им помогали в этом быстрый ум Бахар и звериные друзья Жона. Гунар в какой-то момент поймал себя на том, что не очень вслушивается в детали. Перед его мысленным взором вставали вовсе не южные горы и не темные подземелья. Он видел полуразвалившуюся стену старой крепости, всю увитую плющом, и девочку-подростка, бесстрашно карабкающуюся на самый высокий камень. Он чувствовал боль в исколотых ладонях и аромат ежевики, которую они собирали и большая часть которой оказывалась у них в животах, не добравшись до пирога. Слышал голос сестры: «Иди сюда! Знаешь, как далеко отсюда видно? Аж до самого моря!» И свой собственный, совсем детский, испуганный голос: «Данка, слезай, упадешь! Ну Данка же!»
Воспоминание постепенно превратилось в сон. Глубокий крепкий сон, тот самый, что ускользал от Гунара которую ночь. Спокойный и радостный сон. И только к сладкому вкусу ежевичного пирога на языке неуловимо, но настойчиво примешивался соленый привкус слез.

---

День 2 - Я знаю толк в историях

Этим летом я вспомнила, насколько люблю поезда. Это заметно, думаю
Ритмичный перестук колес не убаюкивал, но постепенно вводил в транс. Остальные звуки сливались в неразборчивый шум, нос щекотал запах средства, с которым стирали белье, под ним нотками скользили запахи многочисленной дорожной еды. Мысли тоже скользили, плавно перетекая одна в другую. Что он скажет отцу? И стоит ли говорить? Но ведь он никогда ему не врал. Конечно, умолчание не ложь, и если отец не спросит… но он ведь спросит. И тогда придется рассказать обо всем, что он натворил. А потом как-то вынести осуждение в глазах отца. Он вынесет, конечно, он его заслужил.
Гунара пугало другое — что, если отец тоже простит его? Как Галина, как Магнус, как Ну… Нед. Те, перед кем он виноват больше всего, кто больше всех пострадал из-за его безумия, словно бы сговорились забыть обо всем случившемся. И они не притворялись, Гунар видел, что они искренне простили его, и это сводило с ума больше всего. Спасало одно — феникс не забыл. Капитан Соколовский доведет дело до конца, до суда. И пусть Гунар будет там скорей свидетелем, чем главным обвиняемым, ведь формально он не нарушил законов, только внутренние правила кампуса, но сам факт не давал ему окончательно утонуть в горьком море вины.
Из круговорота невеселых размышлений Гунара вывел толчок. Кто-то врезался снизу в полку, на которой он лежал. Оскалившись, Гунар свесил морду вниз — и нос к носу столкнулся с высоким… очень высоким мужчиной. Собственно, рост и был причиной толчка — новый пассажир попросту не помещался на своем месте, упираясь головой в верхнюю полку.
- Прошу прощения, — пророкотал он. - Я не хотел вас потревожить.
Круглое лицо и разрез глаз выдавали в мужчине жителя Средней Азии. А богатая растительность на этом лице и выглядывавшие из волос по бокам лба рожки, не говоря уж о росте — представителя одной из ветвей расы дэвов.
Подумав, Гунар спрыгнул со своей полки, на лету оборачиваясь. Легко приземлился на ноги и кивнул, принимая извинения.
- Ничего страшного, я понимаю. У в-вас разве не двойной билет?
Мужчина виновато развел руками.
- Увы, свободных мест было мало, а мне очень нужно было уехать именно сегодня. Я постараюсь быть аккуратнее.
Гунар окинул взглядом широкие плечи, одно из которых упиралось в стенку, а второе почти перекрывало проход, голову, которую дэв держал склоненной к плечу, потому что иначе она просто не помещалась, и принялся складывать свою полку.
- Нет-нет, не стоит беспокойства!
- Меня это не побеспокоит. А вы сбережете голову, и шея не затечет.
Он всегда может устроиться в тамбуре или в купе проводников, в звериной форме ему будет удобно.
Дэв пригладил волосатую макушку, и широкое лицо его расплылось в улыбке.
- Тогда позвольте хотя бы угостить вас в благодарность?
Гунар хотел было отказаться, потом вспомнил что-то слышанное о восточных обычаях и неохотно кивнул.
Через несколько минут он уже сидел напротив соседа, который представился Дилшотом, и на столике между ними красовался синий чайник, и расписные пиалы, и пакет с чем-то незнакомым, но пахнущим умопомрачительно сладко. Все это Дилшот извлек из своей огромной сумки, как и несколько жестяных коробочек с чаем, из которых, после многозначительного хмыканья и обдумывания была выбрана одна. Кипяток для заварки принесла молоденькая проводница-кикимора, которая была вознаграждена добродушным комплиментом и горстью сластей и, смущенно краснея, скрылась в своем купе.
Еще через пять минут Гунар закрыл глаза и осторожно принюхался к ароматному пару, поднимающемуся над наполненной пиалой. Пить пока было слишком горячо, но и запаха хватило, чтобы его задранные к ушам плечи наконец расслабились и опустились. Еще один вдох, и он почувствовал как внутри тоже что-то расслабляется, разжимается.
- Магия? - насторожился Гунар.
- Просто хороший чай, — улыбнулся Дилшот, и кивнул на пакет. - Угощайтесь.
Гунар не стал отказываться, только сейчас сообразив, что не взял с собой никакой еды, а завтрак его состоял из кружки пустого кофе. Дэв тоже не отказал себе в удовольствии — в его рот большая сладкая лепешка поместилась целиком, и он довольно зажмурился, пережевывая ее. Какое-то время между ними царила уютная тишина, но вскоре Дилшот облизнул пальцы и мечтательно произнес:
- К такому угощению обязательно нужна хорошая история.
Гунар немедленно ощетинился — пока что фигурально, хотя и почувствовал, как волосы на затылке пытаются приподняться.
- Мне не о чем рассказывать,- рыкнул он.
- Это не страшно, — спокойно кивнул дэв. - По счастью, я знаю толк в историях. Можете спросить моих внуков.
И он довольно рассмеялся, погладив правый рог. Гунар хотел было возразить, что чужие истории его тоже не интересуют, но вовремя себя одернул. Во-первых, это было бы невежливо. Во-вторых, ему все равно не уснуть этой ночью. Так почему бы и не отвлечься от давно знакомых мыслей на что-то новое?
- Внуки это отличная рекомендация, — кивнул он. - Я буду рад услышать вашу историю.
Краем глаза он заметил, как лесовик на соседней полке отложил книгу и придвинулся к ним, а из-за перегородки блеснули любопытные глаза десятилетней девочки, и понадеялся, что история их всех не разочарует.

---

День 1 - Первый день летних каникул

Увы, лета я не обещаю

Гунар закинул рюкзак за плечи, взял в руки спортивную сумку и окинул взглядом комнату. В ней царил абсолютный порядок. Единственное, что напоминало о том, что здесь кто-то живет — книги на полке да черно-белое фото моря на стене. Ничего такого, чего он не сможет восстановить, если решит больше не возвращаться сюда.
Мысль была глупой — куда он денется, не бросит же университет за полгода до окончания? Но прогонять ее Гунар не стал и на всякий случай еще раз проверил выключенный холодильник. Он, как и все вокруг, блистал чистотой. Обычно Гунар не уделял столько внимания порядку, но ему нужно было что-то делать с собой в последние перед каникулами дни. Что угодно, только бы не думать ни о чем… опасном. Хорошо еще, что ему в свое время досталась комната на одного, и некому было наблюдать за его метаниями.
Фыркнув, Гунар развернулся и решительно вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Оставил ключи внизу у сонного вахтера. Тот был гулем и обычно работал по ночам, поэтому в ярком свете осеннего полдня выглядел растерянным. Вахтер автоматически перевесил ключи на крючок и никак не отреагировал на брошенное ему «До свидания».
В дверях Гунар столкнулся с компанией первокурсников, бурно обсуждавших какой-то семинар. Они с завистью покосились на его рюкзак. Им предстояло учиться еще полторы недели. На пятом курсе каникулы были длиннее, чем на остальных: студентам полагалось набраться сил перед последним рывком, перед завершением практики, основным экзаменом по специальности и защитой диплома. Гунар полагал, что на месте первокурсников тоже завидовал бы себе. Но он не был на их месте.
Выйдя на улицу он задрал голову, подставил лицо холодному ветру. Глубоко вздохнул. Поправил шарф на шее, лямки рюкзака на плечах. Мысленно куснул себя за пятки — нечего тянуть время — и направился на вокзал. В сторону автобусной остановки он даже не взглянул. Спешить было некуда, до поезда оставалось еще полтора часа. Он прекрасно успеет дойти пешком, а физическая нагрузка пойдет ему на пользу.
Поезд тоже не спешил. Гунар не стал тратиться на скорый, почему бы и не переночевать в поезде, а утром он уже будет готов. Готов вернуться домой, встретиться с родными, с отцом. Готов к радостным объятиям и заинтересованным вопросам. И к сочувственным взглядам, конечно. Вот по чему он точно не скучал. Что уж там, он даже на осенние праздники домой не поехал, лишь бы не чувствовать на себе эти взгляды. Отговорился занятостью, подготовкой к практике, делами. Что и говорить, дел он натворил много.
Гунар обернулся и уже волком запрыгнул на верхнюю полку. Повертелся на месте, улегся так, чтобы нос упирался в холодное стекло. Соседи по вагону даже не обратили внимания на его выходку. Никто не ворчал по поводу запаха псины или следов от когтей на простынях.
«Почему, собственно, ты ждешь враждебной реакции?» - спросил он сам себя. - «Ты ведь никогда не был таким раньше. С каких пор ты с таким подозрением относишься к окружающим?»
Ответ, впрочем, был очевидным. С лета. С тех самых пор, как весь его мир перевернулся и стал с ног на голову. Всего несколько месяцев назад, в первый день летних каникул, он вот так же трясся в поезде. Точно так же впереди ждали дом, отец и родные, объятия и вопросы. Только тогда он не боялся всего этого, он это предвкушал. Довольно жмурился, представляя, как обнимет сестер, как устроит щенячью кучу с племянниками. Он тогда спешил домой, и поезд тоже спешил, скорый поезд, приезжающий в город поздним вечером.
Как? Как всего за несколько месяцев все могло так кардинально измениться? И каким образом мир в его голове успел перевернуться не один, а целых два раза? Гунар тихо заскулил, тут же оборвал себя — что за щенячество, закрыл глаза и приказал себе спать и ни о чем не думать.
Приказ, как и все предыдущие разы, не сработал.

Получилось мрачновато, я знаю. Ну так, хочется темной и мрачной осени. А еще, боюсь, получается не совсем самостоятельная история, а прямое продолжение "Дипломной практики". Если что - ее можно найти по тегу writober.

---

Дайджест месяца

Или коротко обо всем.
Я два года не прикасалась к краскам. А потом вдруг взглянула на небо, восхитилась его цветом, пришла домой и нашла завалявшийся загрунтованный картон. Цвет, конечно, не поймала - я все еще не умею рисовать, но это и не главное, главное - что мне нравится процесс

Теперь мне только и остается, что любоваться на небо на картинке. Сначала потому, что я не выходила из дому из-за дурацкого вируса, гулявшего по школе и добравшегося и до меня. А вчера на нас свалилась пыльная буря, и небо стало желтым. Прям ностальгия по НьюДели, честное слово. Сегодня ветер утих, но пыль все еще висит в воздухе. И небо неправильного цвета, и свет словно в начале затмения. Говорят, поможет только дождь - но дождя в прогнозах не видно.

А я, вопреки болезни и прочим сложностям решила снова вписаться в райтобер. Для разнообразия, историю хочу писать не с нуля, а по уже придуманному миру и с уже известным героем. Это будет (надеюсь, что будет) еще одна история из мира Расхождения Сфер, придуманного мной на райтобер-2021 (если кому-то интересно, можно найти по тегу). А список тем мне приглянулся вот этот

Хотя не обещаю, что не переиначу некоторые слегка. Ну да это как обычно))) Пожелайте мне удачи?

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В порядке бреда

Знаете, бывает такой состояние... то ли усталое, то ли сонное, но мозг еще отказывается спать, он упрямо хватается за всякие детали и пытается про них думать, но отдел, отвечающий за вопрос "А зачем?" уже уснул

Так вот, в таком состоянии всплыла у меня в голове старенькая песня Газманова. Ну, помните, "А я ясные дни оставляю себе, а я хмурые дни возвращаю судьбе"? И мне вдруг стало интересно, а как именно он их возвращает? У меня есть две версии:
1. Он возвращает день судьбе, чтобы прожить его заново. Эдакая череда временных петель, каждый "хмурый" день зацикливается как день сурка, пока ты не проживешь его так, чтобы он считался "ясным". Вариант для перфекционистов, можно сказать.
2. День, возвращаемый судьбе, просто не засчитывается как прожитый. То есть, в зачет возраста идут только ясные дни. Неплохой такой вариант, если только не думать о том, что фактически, чем хуже ты живешь, тем медленнее стареешь и, соответственно, дольше живешь. А чем лучше живешь, тем, соответственно, быстрее она, жизнь, заканчивается. Хммм... Вы бы согласились на такое?

Из этой дурной мысли можно было бы даже родить пару маленьких историй. Но мне лениво Тем более, смысл я все равно уже рассказала.

---

Каждое утро я просыпаюсь вся чихающая, со слезящимися глазами. И каждый раз через пару часов это проходит.
Как будто у организма с утра аллергическая реакция на реальность - зачем ты проснулась, мы так хорошо спали! А потом он вспоминает - упс, мы же здесь живем, вообще-то

---

Что я люблю в Петербурге, пункт номер... а, не важно

Я люблю воду. А в Питере столько воды!
Знаете, что главное, в этой воде? Сколь бы ярко не светило солнце, какой бы жарой не дышало небо, вода всегда холодна. Она хранит память о зиме даже в середине лета.

---

Вот так сидишь себе, никого не трогаешь, срисовываешь орнаменты и лотосы из интернета и вдруг чувствуешь неодолимую тягу нарисовать девятихвостую лису. Ну и кто я такая, чтобы спорить с вдохновением? Да, я все еще не умею рисовать, но смысл и не в результате, а в том, как мне нравится рисовать эти хвосты-лепестки Правда, в моем исполнении они больше похожи на тентакли

---

Питерские першпективы

Это то, что меня завораживало в этот приезд. Да, каждый визит в Петербург меня цепляет что-то новое. На этот раз это были виды вдоль улиц. Может потому, что дома у меня такого не увидишь, такой вид возможен только когда не только улицы построены по линейке, но и сама земля плоская как полотно. Вот Петербург как раз этим и может похвастаться. Никаких тебе холмов, никаких бывших оврагов, все ровно и плоско и видно далеко-далеко

---

Я вернулась

Когда-то, в старые добрые времена, я могла бы рассказ о поездке превратить в длинную многостраничную историю с лирическими отступлениями и иллюстрациями (и делала это не раз), но сейчас я не столь многословна. Скорей от меня дождешься нынче коротких записей с разными всплывающими в памяти деталями. А если подытоживать мое путешествие, то получится что-то вроде такого:
Гроза, поезд, молитва в соседнем купе, теорема Пифагора в другом, Москва, Леонардо, Ласточка. Дети! Обнимашки, Этажи, рамен, метро, утки, кошки, сало доехало. Жара, разговоры, Лента, семейный обед, Dungeon Meshi. Старые друзья, времени не существует, сыр, вино и мороженое, говорить на трех (четырех?) языках и понимать с полуслова, гулять вдоль Оккервиля, качаться на качелях и улыбаться во сне. Детка, беседы о многом, гулять по городу, готовить ужин, ждать с работы. Гулять и слушать, вязать и слушать, психология и политика и мемы, все вперемешку. Выборг, солнце и ветер, палатки и сувениры, футболки и шляпы, украшения и обереги, брусчатка, калач и трдельник, замок, утки, стены и решетки , "Хлеб и мясо", фортепиано на улице, медовуха, Ласточка, набережная, салют, усталость и радость. Солнечный Невский, на котором стало вдвое больше мармелада и вчетверо - людей, снова Леонардо, реки и каналы, скульптуры, музыканты и книги, благородные разбойники и веселые фото, Дворцовая и привет любимому ангелу, автобусы и троллейбусы, и тихий вечер. Черная речка, развиртуализация, рукодельные посиделки в парке, а потом в пышечной. Пышки! Дождь, Пушкин ушел, метро, магазины, борщ. "Напитки подземелья", гадание на коктейлях, прогулки по набережным, "Гоблинский пунш", жабка в норке, зелье маны, пинбол по ВК и алкогольный квест, Сенная площадь, вокзал в стиле стимпанк и дождь, который нас не догнал. Снова разговоры и снова прогулки, "Ворон и ворон", шаманский Ламмас и странное спокойствие. Илья-пророк гоняет чертей за ВДВ, кабачковая вечеринка, кабачковый торт, кабачковые вафли, все кабачковое, кроме шампанского, угадай мелодию и разговоры о системе образования, и мне даже не грустно говорить о работе. Сборы в дорогу, и снова разговоры, разговоры и обнимашки, кошки и дети, дети и кошки. Пронесшийся дождь, камера хранения, Невский, музей Яндекса, калифорнийские бургеры, внезапные встречи, вокзал, двухэтажный вагон, обнимать-обнимать-обнимать и махать рукой и даже не грустить, почти. Ну и осталась совсем мелочь - утренняя Москва, кофе в Шоколаднице, скамейка на Патриарших, Малая Бронная, Охотный ряд, традиционное мороженное возле коней в пене, вокзал, поезд, читать-вязать-спать, Ростов, такси, дома.
Уф!

---

Петербург - это очень, очень хорошо. А встретиться с друзьями спустя 13(ой!) лет и понять, что времени не существует - это вообще бесценно

---

Взаимно привествую!

Маримо Ю, добро пожаловать!

---

Петербург, наконец!

Ура, это случилось. Я таки еду в Петербург - снова, спустя целых 10 лет. Аж самой не верится
Еду к детям, конечно, но еще и гулять, и встречаться со старыми друзьями, и находить новых, и влюбляться заново в ангела на шпиле Петропавловки. Ах!
Конечно это все попахивает авантюрой, а как же, у меня иначе не бывает. Билеты туда куплены за 4 дня до отъезда. Билетов обратно еще нет - тоже буду ловить ближе к дате отъезда. Но главное - доехать, а дальше... прорвемся!

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Читала фики на АО3 - столкнулась с понятием textual ghosts. Это персонажи, которые с одной стороны каноничны, но с другой мы ничего про них не знаем, порой даже имен. Например, родители героя могут быть нигде не упомянуты, но они ведь точно существовали. Или, скажем, братья-сестры-кузены, которые присутствуют только в приложениях и генеалогических деревьях. У Толкина в этом плане раздолье, и фандом вовсю эту тему исследует, конечно (ах, сколько фиков в свое время читано про мать Боромира с Фарамиром!). ГП-фандом тоже порой любит гулять по семейному древу Блэков или заглядывать к многочисленным родственникам Уизли. Но в принципе такие персонажи есть в любом каноне.
Мне представилась серия зарисовок по принципу кругов на воде. Начать с известного персонажа, потом перейти к его малоизвестному родственнику, оттуда к его родственнику... такие круги могут далеко завести, нарисовать совершенно непредсказуемые связи.... Эх, почему мне такая мысль не пришла в голову, когда я еще активно писала фики?

---

С тех пор как попался мне рецепт китайских бао, было мне интересно, как это - хлеб, приготовленный на пару. Сегодня вот попробовала сделать. Ну, что сказать, первый бао... ну, не комом, но с мукой перестаралась, а времени было маловато, так что вышли они тяжеловатыми. Но любопытно. Скажем... 5 из 10.
И заодно поняла, кому подходит хлеб на пару. Тем, кто корочку не любит Ну или тем, кто не хочет включать духовку в жару. У меня в качестве пароварки была мультиварка, она особо воздух вокруг не греет, так что да, это плюс.
Вывод - буду еще экспериментировать. Научусь простые печь (или это варить? парить?) - займусь теми, что с начинками. Не знаю, почему, но тянет меня нынче на восточную еду.
Вру, знаю, конечно, я как в прошлом году в аватаро-фандом упала, так и барахтаюсь там, а меня всегда фандомы вдохновляют во всех смыслах, в том числе и кулинарно)))