Мне вчера снова снилось - по мотивам френдленты, а точнее это явно была реакция на рецензии на 2012
Снилась мне, само собой, катастрофа. А точнее - извержение вулкана. Причем во сне даже точно было названо - Везувий, Помпеи. Хотя как ни крути, а на Помпеи это никак не было похоже. Это был город, да. А располагался он в огромной... то ли пещере. то ли просто эдакой вмятине в горе - словно один бок взяли и вдавили внутрь. Улицы с домиками располагались террасами по стенам этой самой вмятины-пещеры. Маленькие домики с плоскими крышами, и с маленькими деревцами между ними. (странно, пишу и кажется, что я и раньше где-то это видела? а может просто придумывала? правда в придуманном все это вообще внутри горы было, да ) А я была предводителем... вождем.. правителем, не знаю, как уж это назвать. Мда, давно мне не снилось, что я мужчина. Была у меня и семья - жена, маленькая дочь и сын-подросток. А вот сюжет я помню как-то слабо. Помню лишь, что ожидалось плановое принесение жертвы какому-то чудовищу, которое обитало тут же, в песчаном карьере у подножия горы - то ли дракон, то ли песчаный червь %). Но когда все было уже готово, оказалось, что чудовище погибло - его придавило огромным камнем, свалившимся в карьер. Помню, как мой сын, несмотря на мой запрет, скатился вниз по песчаному склону, чтобы убедиться, что чудовище и впрямь мертво. Я так волновался, что не стал даже ругать его, когда он вернулся. А потом кто-то - мудрец или жрец или еще кто, сказал, что упавший камень - это только начало. Что вскоре начнется извержение и нас всех засыпет. И что бежать уже поздно, такова воля богов. И мы все печально вздохнули и сказали - ну раз воля, то что же поделаешь. Помню. я пришел домой, обнял жену и дочь, и мы все вместе вышли на площадку перед домом - ждать извержения... На том я и проснулась. И знаете - уж лучше бы мне по прежнему снились многооконные сны с солянкой из чужих постов, а это вот, пожалуйста, заберите
Ильдар Бакеев, недавно устроивший приезд в Москву и концерты Брюно Пелетье, теперь решил взяться за еще одного представителя франкофонной музыки. Теперь он хочет привезти Даниэля Лавуа. Предварительное согласие достигнуто, но прежде чем все будет решено. бакееву нужно убедиться. что концерты будут востребованы. Так что, если вы заинтересованы - подробности здесь - mishonet.livejournal.com/638509.html
Дорогие читатели, а кто-нибудь знает, как нынче во Франции относятся к событиям 1940го года. К капитуляции, к Петену и его правительству? Какова, так сказать. официальная позиция, что пишут в учебниках и.т.д.? Попалось мне тут в одной статье утверждение... хочу разобраться, а где начинать копать, что-то не соображу, торможу.
Как обычно - оно само.. и мрачновато как-то. читать дальше Он задумчиво вертит в руках бокал, пытается смотреть сквозь него на свет, но темная жидкость в объятиях хрупкого стекла кажется почти черной и лишь изредка отсвечивает густым красным цветом. Пригубив ее, он вздыхает и говорит, продолжая давно начатый разговор: - Нам всем есть что вспомнить… и о чем пожалеть. Вот я, например, большую часть жизни не верил в существовании такой штуки как любовь. - Разве так бывает? – удивленно поднимает глаза его собеседница. - И не так уж редко, – кивает он. – Ты все-таки очень молодая, Эмма. И очень мало жила, иначе бы знала… - Но как же тогда… - Мне помогли, – он улыбается, и улыбка эта одновременно грустная и светлая. – Ладно, ладно… слушай. Я работал в королевской тайной канцелярии. Не знаешь? Это то, что гораздо позже стало называться контрразведкой. Моя работа мне нравилась, да и карьеру я делал быстро, к тридцати двум годам под моим началом было уже немало народу. Работа эта, как ты понимаешь, не способствует особой доверчивости. Я и так-то был не особо открытым человеком, а после стольких лет работы верить людям перестал совершенно. А заодно перестал верить во всевозможные высокие чувства, считая их лишь инструментами для манипулирования людьми… да еще источником дохода для поэтов. Так что, когда в кабаке, где я встречался с агентом, вдруг началась драка, и какая-то девица кинулась ко мне, моля о помощи, я сразу решил, что это подстроено. Однако девице все-таки помог – из любопытства, чтобы узнать, что будет дальше. Как я и ожидал, мне была рассказана стандартная история – сирота, приехала из провинции, денег нет, жилья нет, защитников нет. Она смотрел на меня влюбленными глазами, а меня разбирал смех. Но и тут я решил ей подыграть, мне стало интересно, кто же именно так наивно пытается ко мне подобраться. Я снял для нее жилье, обеспечил деньгами и стал посещать по вечерам. Она каждый раз радовалась, кидалась ко мне с объятиями, забиралась ко мне на колени, целовала и твердила, что любит меня. А я наблюдал за ней, приставил шпионов следить за всеми ее перемещениями и ждал, когда же она проколется. Я занимался с ней любовью, а после рассказывал о своей работе. Она всегда слушала внимательно… подпирала голову маленьким кулачком, откинув назад волосы, смотрела на меня широко распахнутыми черными глазами… она говорила, что ей интересно все, что касается меня. Я рассказывал ей тщательно отобранные государственные тайны и ждал, где же всплывет эта информация. Я закидывал наживку и ждал, кто же клюнет… однако время шло, а рассказанное мною нигде не всплывало. Шпионы, приставленные мной, утверждали, что моя подруга бывает только на рынке и в ближайших лавках, что она ни с кем не встречается. Я не верил. Раз не попалась – значит она не так проста, как мне показалось поначалу, значит она хитрее меня. Разумеется, этого я допустить не мог. Я разослал агентов проверить все, что она говорила о себе, я заводил с ней разговоры и пытался поймать на противоречиях – а она только улыбалась своей дурацкой улыбкой, и смотрела на меня все таким же влюбленным взглядом. Наверное, во мне говорила профессиональная паранойя – издержки службы, что поделаешь. Но чем дольше я не мог доказать, что она работает на наших противников, тем больше я чувствовал себя обманутым. Понимаешь, была задета моя гордость. И в конце концов я приказал арестовать ее. Я допрашивал ее сам… потом не выдержал и передал дело другим следователям… но она все отрицала, твердила, что она просто любит меня, что ей ничего от меня не нужно, что она хотела просто быть со мной рядом. И даже не плакала – только смотрела и смотрела широко распахнутыми глазами, и в них не было ни страха, ни даже обиды, только удивление и печаль. И тогда я приказал применить к ней допрос с пристрастием. А через два дня вернулся еще один агент, которого я не стал дожидаться. Он привез неопровержимые доказательства того, что она говорила правду. Запись о ее рождении в церковной книге той самой деревни, что она называла, свидетельства соседей, показания торговца, с которым она добиралась до столицы… он проследил весь ее путь от дома до того кабака, и путь этот был прям, открыт и совершенно чист. Такое бывает… все происходит просто и банально…настолько просто, что в это трудно поверить. Но я наконец-то поверил. В то, что она рассказывала. В то, что мы встретились случайно. И в то, что она действительно любила меня. Слишком поздно поверил. Нет, она была жива, ее даже не покалечили… у нас ведь работали профессионалы. Но я… я больше не мог смотреть ей в глаза, в эти огромные глаза, мне было настолько мучительно стыдно... и почему-то больно. Я заставил себя лично забрать ее из камеры. Я спросил, чего она хочет – она хотела уехать… уехать из столицы. Я понимал… Я помог ей собраться, и проводил до пустынной развилки за городом. Там я наконец собрался с духом, чтобы посмотреть ей в лицо и попросить прощения. «За что?», – спросила она. «За то, что не верил… в любовь», - пробормотал я. «А теперь – веришь?» Я кивнул. И она вдруг улыбнулась разбитыми губами… радостно так, и шепнула: «Получилось!» Я хотел спросить, что именно, но в этот миг она сбросила физическое тело. Ты же знаешь, как это выглядит, да? Я увидел сияние, развернувшиеся крылья, лицо без всяких следов побоев. И как дурак, не нашел ничего умнее, чем спросить, кто она такая. «Ангел. Я твой ангел-хранитель, Франсуа», - ее голос был прежним. И глаза. И взгляд тоже – прежний. Это меня почему-то задело, и я выдохнул: «Значит, ты все же лгала. Играла. Это все-таки была подстава, и не важно, чья…» - Ты правда так сказал? – не выдерживает Эмма. - Правда-правда. Мне было больно, сам не знаю почему, и я хотел обидеть ее. Но она не обиделась, она поцеловала меня в лоб, легко-легко, и сказала, что я пойму все потом. И что ей пора идти. Что у нее закончился отпуск и ей пора возвращаться. Эмма охает и прижимает руку к губам. - Да, ты поняла. А я понял только гораздо позже. Тогда же я смотрел на место, где она растворилась в воздухе, и мне хотелось ругаться. И еще плакать, впервые за долгое время. - А потом? - Потом… не смотря на вредную работу я дожил до старости. У меня даже была жена. И дети. Все как положено. Ну а потом я умер… и мы увиделись снова. Она рассказывала мне о суде, а я смотрел на нее и знаешь, о чем думал? Что у нее все тот же взгляд. Правда, на суде мне пришлось нелегко. Вспомнить все, что я успел сделать... ты же представляешь, я отнюдь не был праведником, да еще работа. Она защищала меня до последнего. Говорила, что я заботился о благе своей страны, о своих подчиненных, и никогда – о своем благе, что у меня хорошие принципы и доброе сердце, что я любил жену… но все что ей удалось – остановить весы возле равновесия. И тогда она попросила дать мне испытательный срок… и поручилась за меня своими крыльями. - Как это? - Ну просто… если бы я не справился – она перестала бы быть ангелом и тоже ушла… туда. Эмма молчит, рассматривая собеседника, потом улыбается: - Но ты ведь справился? - Как видишь, – улыбается он в ответ. – Мне дали очень длинные испытательный срок – полтора века, такое редко делают… видно, очень уж сомневались. А может, давали шанс ей одуматься. Смешные… В этот миг лицо Франсуа вдруг словно освещается - и дело вовсе не в ангельском сиянии. Он вскакивает с места и машет рукой, потом торопливо извиняется и говорит, что ему пора идти. Эмма кивает и смотрит, как он торопится к дверям бара, чтобы осторожно обнять только что вошедшую девушку с огромными черными глазами. И она еще долго провожает их взглядом, грустно улыбаясь. - Хотел бы напомнить… так, между прочим, - раздается вдруг голос за ее плечом, - что одно из правил хранителей запрещает им во время работы заводить романы с подопечными. - Я помню, - девушка поворачивается к неслышно подошедшему Теду и кивает. – Романы запрещены. Но скажи-ка мне, разве там сказано, что хранителям запрещено любить? И они вместе смеются. Это ведь действительно смешная мысль – запретить любить ангелам. Все равно, что запретить солнцу светить Собственно, история из той же серии, что и эта, если, конечно, два - это серия
Не, таки мне вредно на ночь глядя сидеть в блогах. А то потом в спящем мозгу скрещиваются две френдленты и мне снится что Рауль Ам приехал с визитом в Москву, а восхищенные поклонницы подарили ему живые шахматы... а освещалось это все в газете, принадлежащей Люциусу Малфою.
Лучше всего человек запоминает боль. И выросший из нее страх. Наверное, это связано с инстинктом самосохранения, что ли. Хотя касается не только боли физической. Причем запоминается это все где-то на очень глубоком уровне. Поэтому и избавляться от страхов сложно, одной логики не хватает чтобы перебить то, что идет из глубины.
По телевизору продолжают рассказывать страшилки про грипп и дефицит марлевых повязок, а я сижу и хихикаю - вспоминаю нежно любимую в юности песенку. По автобусам и даже, по автобусам и даже Академиям Ходит вирусного гриппа, ходит вирусного гриппа Эпидемия. читать дальшеОна шастает по разным, она шастает по разным Направлениям. Издевается над мирным населением.
Ходят слухи, что сам Магомаев влип! Грипп? - Грипп! И Полад Бюль-бюль давно охрип! Грипп? - Грипп! Но ведь есть, конечно, полные возможности Против гриппа соблюдать предосторожности!
Не чихайте, граждане, Вирусы кошмарны. Нужно сделать каждому Повязочку из марли. И тогда последствия Не придут суровые: Никуда не денетесь - Будете здоровые!
В доме бракосочетанья, в доме бракосочетанья Не заметили, Как на жениха чихнули, как на жениха чихнули Два свидетеля. И когда он заходил, и когда он заходил К невесте полночью - Тридцать девять и карета скорой помощи!
Папа Римский пьет экстракт из белых лип - Грипп? - Грипп! Говорят, что у обоих братьев Гримм - Что, тоже грипп? - Нет, они умерли сто лет назад! Но ведь есть, конечно, разные возможности Против гриппа соблюдать предосторожности!
Не чихайте, граждане, Вирусы кошмарны. Нужно сделать каждому Повязочку из марли И тогда последствия Не придут суровые: Никуда не денетесь - Будете здоровые!
Не дышите на начальство, не дышите на начальство В возмущении, А проветривайте чаще, а проветривайте чаще Помещение. Не целуйтесь с незнакомыми, не целуйтесь с незнакомыми Особами: Не прощает вирус этого особенно!
Мухаммед Али кричал: "Гип-гип!" - и влип! Грипп? - Грипп! Демис Руссос чуть в горячке не погиб... - Грипп? - Да нет, там, говорят, женщины... Но есть, конечно, разные возможности И против женщин соблюдать предосторожности!
Не чихайте, граждане, Вирусы кошмарны. Нужно сделать каждому Повязочку из марли И тогда последствия Не придут суровые: Никуда не деться вам - Будете здоровые!
И тогда последствия Не придут суровые: Никуда не деться вам - Помрете все здоровые!
После тебя остается сладость и шоколадное послевкусие. Вообще, ты - странное смешение сладости и горечи. Что-то - внешнее, что-то - внутреннее. Тебя любят не все, но даже те, кто любит - любят за разное.
окделоцентрическоеНо у меня нынче возникло желание выпить и помянуть Р.Окделла, окончательно погибшего в этой книге. Глупого, ограниченного, трусливого, самовлюбленного котеночка, попавшего в центр схватки нескольких больших и страшных серых волков. Судьбы миров, народов, стран, армий и т.д. - это очень-очень важно и хорошо, что есть те, кого они волнуют, кто не жалея себя сражается за них. Но мне не отделаться от мысли, что у котеночка был шанс не подцепить бешенство. Если бы он был кому-нибудь нужен. Просто он, сам по себе. О да, все свои шаги он выбрал сам. И все же, все же... Шанс был. И сколькие другие тоже могли бы уцелеть.
Прочитала. Понравилось, ага. Повороты сюжета предсказуемыми никак не назовешь. Порадовали цитаты, а так же приветы многочисленным форумским теориям. Ну а теперь пошла я читать уже сказанное преждепрочитавшими
В то время, как половина ПЧей находятся в ожидании, а кто уж и в процессе прочтения Шара судеб - меня носило совсем по другим вселенным. Это в смысле - я прочитала Панкееву. Все сразу. Одним махом, мда. И что я хочу сказать - оч-чень забористая трава. Поясняя формулировку - нет, я не могу сказать, что книги отличные. В них есть то, что мне очень понравилось. и то, что не понравилось. И даже то, что страшно раздражает. Но вот затянуть оно сумело. Неделю не отрываясь, с почти полным уходом из реала - со мной давно такого не было. Возможно, организму таки требовался этот самый уход, а еще, пожалуй, дело действительно в количестве, девять томов подряд - передозировка явная, той же Буджолд, когда я в нее проваливалась, было меньше. А еще - я дочитала сегодня и значит сейчас у меня начинается традиционная ломка и тоска, что случается каждый раз при вываливании из мира. Хотя в данном случае дело не в мире - я им так и не прониклась - а в героях, которые таки живые. Нет, правда, такого со мной давно не было - и не сказать. чтобы переехалась, что очень понравилось, что хочется обсуждать - нет. А отпускать все равно не отпускает, еще хочется. Вот и что это за трава, спрашивается?