Старая сказка

[rohirrimka]

Давно я не рассказывала вам сказок на ночь. А тут вдруг сочинилась. Ну то есть как... это старая и всем известная сказка про Золушку. Просто увиденная с еще одной стороны. Так что вроде бы ничего особенного, ничего непредсказуемого. Но тем не менее, мне захотелось ее рассказать.
И название у нее пока только рабочее... потому что я честно не могу придумать другое.

Крестная не-фея

Стук в дверь разогнал подступившую дремоту. Я начала было подниматься из кресла, но спину пронзила резкая боль, так что я откинулась снова на мягкую подушку и крикнула:
— Не заперто, входите!
Да, за шестнадцать лет жизни здесь я так и не научилась запирать двери. К тому же, в это время дня прийти ко мне мог лишь один человек.
Серо-золотой вихрь ворвался в дом и приземлился на скамеечку возле кресла, оказавшись жизнерадостной девушкой в удивительно старом и грязном платье.
— Крестная! — воскликнула она, обнимая мои колени и укладывая на них голову. — Как я соскучилась!
— Я тоже рада тебя видеть, милая. — Я погладила золотистую копну волос, выбившихся из-под косынки.
Девушка подняла голову и забавно сморщила носик.
— Прости, но я никак не могла прийти вчера. Матушка затеяла большую стирку.
«Что означает, что твоя мачеха дала указание, а занималась стиркой ты одна», — молча добавила я. Вслух же сказала:
— Если ты стирала, то почему же платье такое грязное?
— Потому что это было вчера, а сегодня я чистила дымоходы во всех комнатах. Матушка считает, что они слишком коптят.
Я вздохнула и принялась оттирать платком пятна сажи с гладкого лба и румяных щек.
— Но это ведь не повод забывать о чистоте. Ты только посмотри на себя! Эдак на тебя ни один принц не обратит внимания.
Девушка скорчила смешную рожицу.
— Да откуда тому принцу взяться? Зато и матушка меньше на меня внимания обращает, когда я неумытая.
Я тихо хмыкнула. Умненькая девочка, все верно понимаешь. Конечно твоя «матушка» не любит лишних напоминаний о том, насколько ты прелестнее ее родных дочерей. Зависть, конечно, глупое чувство. Но твоя красота, милая, часто толкала и будет толкать людей на не самые умные поступки. И не только людей.
Я ведь помню, как сама впервые увидела эти золотые локоны, розовые щеки и невинный взгляд. Сотни, тысячи лет мы приходили к колыбелям людских детей, чтобы вручить им свои дары. Человеческие сказки часто говорят о феях, как о добрых и заботливых созданиях, несущих подарки от щедрости своей души. Но задумывался ли кто, почему самые интересные дары достаются обычно принцессам и королевским наследникам? Да потому, что эти дети, вырастая, владеют и повелевают многим.
Поверьте мне, мы никогда и ничего не делаем просто так. Нет, мы не злые, но мы и не добрые. Да, у нас тоже может испортиться настроение, но тот знаменитый случай произошел вовсе не потому, что кого-то забыли пригласить на праздник. Как будто феям когда-то требовалось приглашение. Мы сами выбираем, кого навестить, в зависимости от наших собственных интересов, и уж можете мне поверить, у той феи были свои планы, когда она замыслила лишить короля единственной наследницы. Я даже могу сказать, что планы эти касались королевства соседнего. Да, может быть, вторая фея и испытывала симпатию к обреченной малышке, но гораздо сильнее она испытывала желание навредить сопернице. А что касается результата их вражды... Вы думали когда-нибудь о том, что случилось с окрестными землями, когда замок и весь двор погрузились в зачарованный сон? И каково это было — проснуться в мире, где все изменилось, в политике давно другие имена и все, кого вы знали за пределами замка, давно умерли?
Я не отличалась от других. Раз за разом приходила я к колыбелям малышей, которые были фигурками в нашей большой игре. Может, со временем я начала уставать от нее, может, давно добилась всего, чего хотела, но к новорожденной дочери королевского лесничего я пришла лишь потому, что он отлично заботился о моем любимом лесе. Я хотела отблагодарить человека, а заодно сделать так, чтобы ему не хотелось менять место работы. Нас оказалось там двое. Конечно, дочь лесничего это не принцесса, но у этой малышки был большой потенциал, мы обе его видели. Другая фея пришла первой и первой произносила слова, наградив девочку кротким мягким нравом. И в этот миг я поняла её игру. Мы обе чувствовали, что матери долго не прожить, обе знали, то лесничий захочет снова жениться, чтобы у ребенка была мать, а в доме — хозяйка. Похоже, и новую жену ему уже выбрали. Мы обе понимали, что напористая и грубая особа легко подавит кроткую падчерицу, убьет ее радость, лишит возможности достичь того, что для нее возможно. Наверное, у той феи был свой интерес. Я не думала об этом. Я вдруг увидела будущее лежащей в колыбели крошки, увидела, сколько ждет ее обид, боли и горечи.
Не знаю, что тогда произошло. Сотни лет я приходила одаривать малышей и не чувствовала ничего, кроме любопытства. У фей не бывает детей, и вид человеческих младенцев не вызывает у нас умиления. Но... Я посмотрела в голубые глаза девочки, доверчиво тянущей ко мне руки, и вдруг поняла, что ее крохотный кулачок крепко держит мое сердце. И я не могу обмануть эту доверчивую открытость. Не хочу, чтобы погас этот свет. Чего бы я ни пожелала ей, теперь этого будет недостаточно. Я хочу быть рядом, когда на нее свалится беда, хочу утешать ее в горе, защищать от невзгод и помочь пережить все, что ей предстоит. Проще говоря, я вдруг почувствовала к человеческому ребенку что-то нежное, теплое, такое человеческое и непонятное. Но беда в том, что феям нельзя вмешиваться в дела людей кроме четко оговоренных законами моментов. Поэтому мне оставался лишь один выход.
Когда пришел мой черед говорить, я пообещала малышке солнечный характер, чтобы ничто не сломило ее веры в людей и чудеса. А потом повернулась к лесничему.
— Ты нашел уже крестную мать для девочки?
— Я думал..., — начал он, но я перебила:
— Не думай! Я стану ее крестной. Я приду на крестины, жди.
По крайней мере, ошеломленные лица лесничего и другой феи хоть немного разогнали мой собственный страх.
Да, конечно я была напугана собственным решением. И дело не в том, что взяв на себя человеческую ответственность, я погружала себя в человеческую жизнь с ее насущными заботами и хлопотами. И не в том, что мне предстояло отныне жить среди людей. Главное и неизбежное — магия плохо сочетается с церковными ритуалами. С того момента, как я переступила порог церкви с малышкой на руках, мои способности начали слабеть. За шестнадцать лет от них почти ничего не осталось.
Без магии меня стал настигать возраст. Он и по меркам моего народа был немалым, а уж по человеческим-то и вовсе немыслимым. Вот и снова он напомнил о себе острой болью в спине, когда я потянулась расчесать встрепанное золото волос крестницы. Что же... Человеческие женщины расплачиваются за радость материнства болью деторождения. Я платила свою цену за улыбку обнимающей мои колени девушки. Крестница подняла на меня глаза:
— Ах, крестная, как хорошо с тобой! Хотела бы я остаться подольше, но завтра с утра столько забот...
— Ничего, малышка, — я погладила ее по щеке. — Поверь мне, скоро все изменится к лучшему.
Она улыбнулась, расцеловала меня в обе щеки и выпорхнула из дома. Я проводила ее внимательным взглядом. Это было не пустое утешение, я действительно чувствовала, что близится решающее время, момент, который определит, раскроет ли моя малышка весь свой потенциал.

Предчувствия меня никогда не обманывали, и я совсем не удивилась, когда через пару дней крестница ворвалась в мой домик с горящими глазами и с порога затараторила о королевском бале и приглашениях от принца.
— Вряд ли это понравится матушке, — добавила она, вдруг остановившись. — Но она ведь не может нарушить указ самого короля, верно? Там ведь сказано — все девицы в возрасте от шестнадцати до двадцати пяти лет, а мне ведь уже почти семнадцать! Она не сможет мне запретить и я, наконец, поеду на бал. Как же это чудесно, крестная!
Я не испытывала такой уверенности в законопослушности второй жены лесничего, у меня были причины подозревать, что она сделает все, чтобы помешать малышке, но я не стала портить настроение крестнице. В конце концов, позаботиться о том, чтобы девушка попала на бал — это и есть задача ее крестной.
До назначенного срока оставалось три дня, так что я взялась за дело, засучив рукава. Что нужно девушке, чтобы блистать на своем первом балу? Разумеется, наряд, а еще экипаж и достойное сопровождение. Ведь свита делает не только короля. Может быть, у меня почти не осталось магических способностей, но за долгие годы жизни я оказывала услуги многим, и, по обычаю фей, не брала плату, а оставляла за собой право потребовать обратную услугу. Теперь пришло время собирать долги.
Предводитель цветочных эльфов моего леса пообещал обеспечить экипаж . Размер не станет проблемой — волшебные кареты вмещают всех, кто в них садится. Семейство садовых гномов, которое я исцелила от бесплодия ( и несколько раз жалела об этом, когда они заполонили весь сад) обещало предоставить шесть лихих молодцов-лакеев. Оборотень, которого я избавила от лунной зависимости, согласился быть кучером и править шестеркой келпи, которых местный водяной давным давно проиграл мне в споре.
Теперь осталось позаботиться о платье. Это дело я не доверила никому. В сундуке нашелся сверток чудесного голубого шелка, когда-то сохраненный для себя, да так и оставшийся неиспользованным. Парочка пауков в сарае вовсю трудилась над кружевами — я предусмотрительно зачаровала их давным-давно. Нитки речного жемчуга подарили мне русалки – я сделала невидимым для людей озерцо, в котором они растили своих малышей и куда крестьяне повадились ходить с сетями, а потом требовать выкуп за выловленный молодняк. Конечно, делать это они стали после того, как русалки слишком уж увлеклись, всплывая у самой мельницы и заманивая деревенских парней своими песнями, отчего молодняка у них становилось больше, а женихов у деревенских девиц меньше. Мне тогда пришлось разозлиться и хорошенько всех припугнуть, чтобы они согласились примириться. Но не могла же я, в самом деле, позволить, чтобы рядом с моим любимым лесом разворачивалась настоящая война. Кое-кто из моих сородичей фыркал, что мол, не дело фее вникать в такие мелочи, но меня покой вокруг заботил больше чужого мнения.
Итак, я разложила перед собой ткани и украшения, достала ножницы, иголки, булавки, и принялась за шитье. Конечно же я умела это делать безо всякой магии. Прошедшие годы многому меня научили, но и раньше я не гнушалась рукоделия — все феи этим увлекаются в какой-то мере, разве что с добавлением волшебства вышивки получаются живыми, а платья сами меняют размер.
За три дня я ни разу не видела крестницу, но это меня не удивляло. Сколь ни была я занята приготовлениями к балу, у нее забот было еще больше. Наверняка упрямая мачеха поручила все бальные заботы послушной падчерице, тем более, что руки у девочки и впрямь были золотые. И это безо всяких волшебных даров, заметьте. Да, я очень гордилась своей малышкой.
И вот наступил день бала. Платье было готово, хоть это и стоило мне ноющей спины, уставших глаз и боли в пальцах, в последнее время гнущихся заметно хуже. Зато творение моих рук наверняка будет самым красивым во дворце. Как и девушка, для которой оно предназначалось, была прекраснее всех придворных.
Солнце село за лесом, что когда-то был моим. В замке на холме ярко горели все окна — бал начинался. Я приказала младшему гному взять платье, собрала все необходимое, потом подумала и взяла еще трость. Мне не нравилось ею пользоваться, она делала меня похожей на человеческую старуху, но сегодня скорость и облегчение боли были важнее.
До дома лесничего я добралась быстро. Здесь, как я и ожидала, света не было нигде. Кухарку отпустили пораньше, конюх, он же кучер, сопровождал хозяев. Но где же моя крестница? Скомандовав гному ждать, я заглянула на кухню и в маленькую каморку, где обычно спала малышка, но не нашла ее. Потом я выглянула в сад — и, конечно же, там она и была, сжавшаяся в комочек под старым розовым кустом, помнящим еще ее мать, и горько рыдающая. Так горько, что даже не заметила моего появления, пока я не опустилась с нею рядом на траву и не обняла за плечи.
— Ах, крестная, — всхлипнула она, прижалась ко мне и заплакала еще горше, со всем отчаянием семнадцатилетней девушки, только что потерявшей свою мечту.
— Ну, ну, не нужно так, милая. Ничего страшного не случилось...
— Но, крестная, ты не понимаешь. Я не... я не попаду на бал. Ма... матушка сказала, что она вовсе не думала нарушать приказ короля, но я сама виновата, потому что так ленива, и медлительна, и не успела выполнить свою работу. Что если бы я успела, то, конечно, поехала бы на бал. И что я... я...
— Так, — прервала я. — А что делал в это время твой отец?
— Он... он был на конюшне, крестная, помогал конюху с лошадьми.
— И не спросил, почему его дочь не едет со всеми?
— Он... он просто забыл, крестная, ты не представляешь, у него столько забот, и он был занят, он бы обязательно вспомнил, но Мечик, его конь, приболел, а потом матушка его торопила... правда, крестная, он просто забыл, он не виноват. Если бы я была быстрее...
Я решительно взяла девушку за руки и заставила посмотреть мне в глаза.
— Ты совершенно ни в чем не виновата, милая. Слышишь? Ни в чем. Ты замечательная, добрая, заботливая, прекрасная девушка, и ты больше всех заслужила поездку на бал.
— Но мне еще столько надо сделать...
— Об этом не думай, милая. Для этого у тебя есть я. А теперь — марш умываться. Ты ведь не можешь появиться во дворце заплаканная и вся в золе.
Самое удивительное, что девушка сразу поверила мне, немедленно успокоилась, крепко меня обняла и убежала приводить себя в порядок. Когда она вернулась, у дома уже стоял изящный эльфийский экипаж, и суровый седой оборотень запрягал в него тонконогих лошадок. Ах, как вспыхнули глаза моей подопечной! Но это было только начало. Я усадила ее на скамеечку и приказала домовому, которого сама же и поселила когда-то в этом доме, хорошенько расчесать ей волосы и заплести тонкие косички, а потом сама уложила их в прическу, какие в моде у фей, а людям кажутся непостижимо сложными и прекрасными. Потом пришел черед платья, и мне пришлось убеждать девушку, что оно действительно ее, ее собственное, и не исчезнет при прикосновении. Когда же все было готово и гномы в ливреях уже ждали у дверцы кареты, настал черед последнего подарка. Из своей сумки я извлекла пару башмачков из настоящего горного хрусталя. Как и все вещи фей, башмачки были волшебными и немного себе на уме, поэтому я твердо сказала им, что теперь они принадлежат моей крестнице и должны служить ей верой и правдой, как служили мне. Затем я помогла малышке обуться и пообещала, что теперь ей нечего бояться. В этих туфельках она никогда не заблудится и никогда не запнется даже в самом сложном танце.
— И последнее условие, милая. — Я обняла дрожащую от нервного возбуждения девушку. — С первым криком петуха волшебство исчезнет, потому что время магии — ночь. Я знаю, что королевские балы длятся до утра, но ты должна уйти оттуда раньше, чем прокричит первый петух. А теперь езжай, малышка, будь собой и будь счастлива.
Захлопнулись дверцы кареты, кучер лихо свистнул, келпи дружно ударили копытами — и вот уже только пыль над дорогой осталась от всего экипажа. Я вздохнула и отправилась в дом, чтобы с помощью жены гнома, домового и парочки задолжавших мне кобольдов выполнить оставленную девочке работу.

На следующий день я с нетерпением ждала крестницу в гости. Я уже выслушала жалобы повелителя цветочных эльфов, чью карету сбежавшие гномы бросили посреди дороги, и ворчание гномов, которым пришлось возвращаться домой пешком от самых дворцовых ворот, где карета потеряла волшебный облик. У оборотня претензий не было, и он с удовольствием посплетничал за чашкой чая обо всем, что видел, заглядывая в окна дворца вместе с другими кучерами и прочей прислугой. Поэтому я примерно представляла, как все было, и была несколько удивлена, когда крестница появилась на моем пороге в слезах, виновато опустив голову.
— Ах, крестная, — воскликнула она, только увидев меня. — Прости, прости меня. Мне так стыдно, ты сделала мне такой чудесный подарок, а я... я... я потеряла его. Я потеряла башмачок.
Мне оставалось только рассмеяться, усадить плачущую девушку рядом и поспешить успокоить ее.
— Что ты, милая, ты ни в чем не виновата. Я ведь говорила тебе, что эти башмачки волшебные. А это значит, что они никогда не могут потеряться. И этот обязательно к тебе вернется. Ты ведь сохранила второй?
Девушка торопливо кивнула и достала хрустальную туфельку из кармана фартука.
— Я спрятала наряд и украшения, крестная, но я обязательно верну их тебе.
— Ах, милая, они теперь твои, ты можешь делать с ними что захочешь. Лучше расскажи мне, как ты потеряла обувь. Видно, очень спешила?
Девушка опустила голову, пряча ярко вспыхнувшие щеки.
— А спешила ты потому, что забыла о времени, так?
— Что ты, крестная, я все помнила! Я бы выбралась из дворца пораньше, но Себастьян никак не хотел меня отпускать и...
— Себастьян?
— То есть... то есть Его Высочество принц. — Ее щеки вспыхнули еще ярче. — Он чудесный, крестная. И совсем простой, даже удивительно, и он сказал, что не любит обращения «Ваше Высочество» и все друзья зовут его Себастьяном. И что он хочет, чтобы я была его другом. И мы с ним танцевали. Несколько раз. А потом мы ели мороженое — он тоже любит мороженое, только, конечно, он принц и может есть его каждый день. А еще он любит книги. И звезды. И он рассказывал про свою поездку в Северные Королевства. Он так интересно рассказывает, крестная! А еще...
Я слушала, кивала, гладила мягкие светлые локоны и довольно улыбалась. Мое предчувствие оказалось верным, нужный момент не был упущен и моя девочка все сделала правильно. Потому что ей не нужно было ничего делать, просто оказаться в нужном месте и быть самой собой — солнечной и прекрасной девушкой. Если перед ее чарами не устояла старая фея, то какие шансы были у юного принца, в самом деле.
— Он такой замечательный, крестная, — меж тем продолжала девушка. — Он бы тебе обязательно понравился. Как жаль, что нам с ним больше не увидеться. Матушка уж точно больше никогда не позволит мне появиться во дворце. Она и сегодня была очень недовольна. Мне казалось, что она не узнала меня на балу, но сегодня она обыскала всю мою комнату и смотрела так недоверчиво. Но все равно... хорошо, что у меня будет хотя бы память об этом вечере.
— А может быть, не только память. — Я обняла крестницу, поцеловав золотистую макушку. — Ступай домой, милая, и ни о чем не беспокойся. Все обязательно будет хорошо, вот увидишь.
Когда на следующий день на всех перекрестках королевства объявили, что принц женится на той, кому придется впору хрустальная туфелька, я убедилась, что была права. Волшебные башмачки, конечно, бывают себе на уме, но они никогда не соскальзывают с ноги просто так. И они никогда не окажутся впору никому, кроме своей хозяйки.

Торопливый принц увез свое найденное сокровище сразу к себе во дворец. Но через пару дней крестница навестила меня и я удостоилась удовольствия быть представленной Его Высочеству принцу Себастьяну. Он оказался и впрямь хорошим мальчиком, и я окончательно успокоилась, поняв, что моя работа выполнена и отныне мою девочку больше никто не обидит.
Конечно, я была на их свадьбе, благословив молодых вместе со все еще приходящим в себя от такой новости лесничим и королевской четой.
Теперь, когда главное дело мое сделано, годы все быстрее берут свое и мне все тяжелее выбираться из кресла и держаться на ногах. Крестница зовет жить во дворце, но я не спешу принимать приглашение. Мне осталось не так уж много, и я так привыкла к этому домику. Совсем скоро я последний раз лягу в свою постель, чтобы уснуть навсегда. Этот момент не пугает меня, ведь я сделала все, что хотела. Почти все. Я очень хочу прожить еще немного, чтобы прийти к колыбели сына моей девочки. Мне нечего подарить ему, магия давно покинула меня, но желание взять его на руки хотя бы раз поддерживает во мне огонь жизни в последние дни. Может быть, именно это люди называют продолжением себя в детях?
Говорят, родительская любовь недоступна нам, феям. Не знаю, не знаю... Прожив так долго я все равно не могу вам сказать, что это такое и зачем она нужна. Я знаю лишь, что ни на миг не пожалела о том, что перестала быть феей и стала крестной.