Дела Семейные, глава 1.9

[rohirrimka]

В которой все очень хорошо и все очень плохо. А так же финал первой части.

Глава 1.9

Четыре месяца. Четыре месяца — и Джонатан всерьез размышлял, можно ли назвать жизнь адом, если рядом с тобой все время ангел. Он прекрасно осознавал, насколько это драматичная и банальная формулировка, но порой ему действительно казалось, что лучше было бы, если бы его выкупил лорд Стейн. В конце концов, чего можно было от него ожидать? Насмешек, злорадства, унижений? Видеть Корнелию каждый день, с каждым днем все лучше узнавать ее, все уверенней любить, черт, все сильнее желать, и не иметь возможности ничего сделать, постоянно контролировать каждый вздох, каждый взгляд, чтобы не выдать себя, не переступить черту — вот это была настоящая пытка. Джонатан никогда не считал себя страстным человеком, да что там, даже эмоциональным не считал до сих пор, и этот вечно жгущий изнутри огонь откровенно его пугал.
По счастью у него еще хватало сил держать себя в руках, и Корнелия вряд ли догадывалась о происходящем у него в душе. Точнее говоря, он надеялся, что не догадывалась. А потом ловил на себе ее взгляд, этот особенный взгляд, который не давал ему спать по ночам, рождая совершенно неуместную надежду. Надежду на то, что она испытывает хотя бы часть того же влечения. Что под ее неизменно приветливой и заботливой маской скрываются желания и чувства, которые... Он запрещал себе думать об этом. Что толку? Нельзя быть таким эгоистом. Нельзя мечтать о том, что принесет ей только боль.
Но почему, несмотря на месяцы тесного общения и совместной работы, на принятые нормы обращения леди к Собственности, она все еще отказывается говорить ему «ты»?
И почему его это так волнует?
Примерно об этом Джонатан размышлял очередным рабочим утром. И при этом очень старался не вспоминать тепло ее руки на своем плече, и то, как дрогнули ее пальцы под его ладонью, и... нет, нужно немедленно это прекратить. Как мальчишка, честное слово! Впрочем, нет, даже мальчишкой он не был таким мечтательным.
Распахнувшаяся дверь заставила его виновато вскочить.
- Доброе утро, миледи.
- Доброе, Джонатан, - Корнелия одарила его уверенной улыбкой. - У нас с Вами сегодня будет трудный день, много нужно успеть.
- В самом деле? - он украдкой бросил взгляд на экран комма, хотя и так помнил список дел наизусть. Всего одна встреча, ежедневный обзор — и все.
- Да. Я подумала, что пора заняться ежегодной инспекцией флотилий. Мы отправляемся через неделю, за это время нужно подготовить все документы для инспекции, а так же навести порядок в текущих делах, чтобы Семья могла обойтись без моего присутствия следующие пару-тройку недель.
- Мы? - он сегодня определенно не демонстрировал своей обычной быстроты ума.
- Ну разумеется, ведь сопровождение меня в деловых поездках входит в Ваши служебные обязанности. Мне без Вас не справиться, Джонатан. - Она снова улыбнулась, и уже скрываясь в своем кабинете, скомандовала: - Через 15 минут зайдите ко мне, составим примерный список задач, расставим приоритеты и вообще... обсудим поездку. Вам понравится, Джонатан.
Дверь закрылась, и он ошеломленно покачал головой, стараясь прогнать мысли, вызванные последней фразой. Настроение Корнелии показалось ему странным. Вчера после визита матери она выглядела расстроенной, хоть и очень старалась это скрыть. Сегодня же ее переполняла лихорадочная энергия. Что ж, чем бы не была вызвана перемена настроения, это в любом случае лучше, чем грусть.
Джонатан подумал о предстоящей поездке. Две недели в замкнутом пространстве корабля, где даже ночью их будет разделять лишь одна стена.
Это будет мучительно.
Джонатан уже ждал этого с нетерпением.
С каких это пор у него появилась склонность к мазохизму?
Да пожалуй, с тех самых, как он, невзирая на семейные, политические и прочие обстоятельства, позволил себе увидеть в девчонке из Младшей Семьи будущую прекрасную женщину. Так что ничего нового.
* * *
Неделя сборов, как и ожидалось, промчалась очень быстро. В самый день отъезда Джонатан несколько раз ловил на себе взгляд леди Мейерс, настоявшей на том, чтобы проводить дочь до самого корабля. Во взгляде читалась странная смесь осуждения, подозрительности и сочувствия. Сама Корнелия выглядела несколько бледной, но улыбалась привычной уверенной улыбкой.
Распорядок их дня в поездке не сильно отличался от стандартного. Если они были в полете, время проходило за просмотром документов, подготовкой планов и обсуждением деловых перспектив. Если это был день встречи с флотилией — во владении Семьи Мейерс их было три, все небольшие, не больше пяти транспортов — время было занято совещаниями с офицерами, осмотром кораблей и беседами с экипажами.
Единственным отличием были вечера. Дома (как быстро он начал думать об особняке Мейерсов как о доме) по окончании рабочего дня, даже затянувшегося, они направлялись каждый в свою сторону, в свою часть особняка, к личным делам. На корабле же деваться было некуда, и каждый вечер они проводили в маленькой кают-компании. Обычно просто разговаривали. Темы бесед все дальше и дальше отклонялись от рабочих, при этом оба мастерски научились маневрировать, направляя беседу в обход различий в их положении и прошлого Джонатана.
Когда посередине серии прыжков между первой и второй флотилиями яхта Мейерсов была вынуждена остановиться на маленькой станции разгона, Корнелия предложила Джонатану размять ноги и прогуляться по коридорам станции. В результате они оказались в небольшом станционном кафе, где Джонатан, допивая не самый лучший центаврианский кофе, вдруг поймал себя на мысли, что для стороннего наблюдателя они наверняка выглядят как обычная пара.
На другой день Корнелия убедила его предаться совместному просмотру голофильмов, что повлекло за собой еще более длительные беседы об искусстве Просперы и других планет, о различиях во взглядах и обычаях. С каждым разом вечера становились все дольше, с каждым разом они все позже добирались до своих кают. Порой Джонатану казалось, что Корнелия пытается успеть как можно больше узнать его, набраться общения с ним впрок. Конечно когда они вернутся, вечерним разговорам придет конец, поэтому он с не меньшим рвением погружался в теплую дружескую атмосферу, почти позволяя себе забыть о разделяющих их обстоятельствах. Но лишь почти.
В один из таких вечеров, через два дня после прощания с третьей флотилией, они засиделись особенно поздно. Корабельные часы показывали шестой час утра, когда Корнелия с глубоким вздохом поднялась с диванчика в кают-компании.
- Простите, Джонатан, я Вас совсем заговорила. Вам стоит отдохнуть, завтра Вам понадобятся силы.
Он удивлено взглянул на нее — программа инспекции была выполнена, впереди был лишь перелет домой.
- Завтра, - улыбнулась она, но Джонатану эта улыбка показалась грустной. - Все завтра. У меня совсем глаза закрываются... Доброй Вам ночи, Джонатан.
Кора легко коснулась ладонью его щеки и быстро вышла, почти выбежала из кают-компании, оставив его успокаивать внезапно зачастившее сердце.
* * *
Первое, что осознал Джонатан утром — корабль стоял. Не было этого почти незаметного шума двигателей и характерного трудноуловимого изменения силы тяжести. Сейчас корабль не просто висел в космосе, он был пристыкован где-то. Незапланированная остановка? Джонатан торопливо оделся и выглянул в кают-компанию. Обычно завтрак проходил в обществе Корнелии и, иногда, капитана корабля, но сейчас в помещении было пусто. Неслышно появившийся стюард поставил на стол поднос с едой и сообщил, что леди Корнелия будет ждать его в своей каюте после завтрака. Все это настораживало еще больше, поэтому Джонатан быстро проглотил свой чай, проигнорировав остальную еду и, наскоро проверив, в порядке ли костюм, двинулся в каюту хозяйки корабля.
Она определенно ждала его, но все равно испуганно вздрогнула, когда открылась дверь. Джонатан присмотрелся к напряженным плечам, неестественно выпрямленной спине, блестящим глазам. Что-то было не так. Очень не так. Неожиданная остановка, напряженная Корнелия. Что могло случиться? Неприятные известия с Просперы? Что-то с ее родными? Нет, тогда она не его вызывала бы, не останавливала корабль, а наоборот, приказывала ускорить полет. Новости для него? Глубоко внутри шевельнулся ледяной страх — отец? Пусть лорд Торп давно не считал его сыном, пусть Джонатан сам старательно приучил себя к тому, что у него нет семьи, пусть между ними никогда не было любви, но все же мысль о том, что с отцом что-то случилось, Джонатана пугала.
Но нет... в таком случае Корнелия была бы грустной, а не настороженно-наряженной. Ее же буквально потряхивает от тревоги и странной энергии. В чем же дело?
Он почти решился задать вопрос, когда Корнелия глубоко вздохнула, подняла на него глаза и заговорила:
- Джонатан... Я подумала и… И приняла решение. - Она протянула ему раскрытую ладонь, на которой лежал мини-чип для комма. - Вот. Корабль пристыкован к космической станции Радис. Это самый большой транспортный узел в нашем секторе. Вы... Вы можете остаться здесь. Здесь документы и доступ к счету с деньгами на первое время. Документов два набора — с Вашим настоящим именем и совершенно новые. На случай, если Вы захотите полностью… ммм… полностью забыть о прошлом. Там, за дверями корабля, Ваша свобода и возможность начать все заново. Так, как Вы захотите. Я... я отпускаю Вас.
Корнелия судорожно перевела дыхание, и голос ее стал официальным.
- Джонатан Торп, я отказываюсь от тебя. Согласно законам Просперы и традициям Семей ты больше не являешься Собственностью Семьи Мейерс. Отныне у тебя нет Семьи. Ты один и твоя жизнь принадлежит лишь тебе. Вот... теперь все официально.
Джонатан ошарашенно смотрел на нее. Только Кора… Только ей могло прийти в голову превратить старинный ритуал изгнания из Семьи, в те времена означавший неизбежную смерть, в дар свободы. Нет, ему не надо было объяснять, что именно она для него сделала, но...
- Почему? - выдохнул он почти против своей воли.
Кора пожала плечами:
- Потому что Собственность — это не про Вас. Это не Ваша судьба. Потому что Вы можете гораздо больше. Потому что я не хочу, не могу владеть Вами.
- Почему? - повторил он, делая шаг вперед и глядя на нее сверху вниз. Ему казалось, что он знает ответ, но Джонатан эгоистично хотел услышать, как Кора признает это. Как она произнесет слова, которых сам он, увы, произнести не мог, как бы они не жгли ему грудь. Да, он понимал, что это поступок ханжи и труса, и проклинал себя за трусость, и все равно стоял на своем.
Потому что верил в нее. Потому что она всегда была честнее и смелее него. Она не подвела и сейчас.
- Потому что я люблю тебя, - просто сказала Корнелия, и от этой простоты, от ее сияющей смелости, от искренности ее слов у Джонатана перехватило горло.
Что он мог сказать в ответ? Он никогда не умел говорить о чувствах. Он и сейчас остался слишком сдержанным, слишком трусливым, слишком глупым. По счастью, в мире существовали и другие способы выражения чувств. К ним он и прибег: сделал еще один, последний шаг навстречу, притянул к себе эту смелую женщину и совершил то, о чем мечтал много лет — поцеловал ее, решительно и твердо.
Лишь на миг Кора напряглась в его руках, а потом выдохнула и обмякла, прильнула, цепляясь руками за его плечи, словно с этим выдохом вся решимость, вся отвага, вся сила воли покинули ее, и единственным, что удерживало ее в этой реальности, были губы Джонатана, прижавшиеся к ее губам.
Он целовал ее неторопливо, бережно, почти благоговейно, наслаждаясь каждой секундой, стараясь вложить в каждое прикосновение всю глубину своего чувства и мысленно умоляя ее понять то, чего никак не мог сказать словами. И она, его замечательная, умная Кора, все поняла. Отстранилась на миг, взглянула потемневшими глазами ему в глаза. Выдохнула:
- Правда?
Джонатан мог только кивнуть, и она сама притянула его, углубляя поцелуй, позволяя прорваться на поверхность давно скрываемому обоими желанию. Это желание накрыло их с неизбежностью волны цунами, и когда Кора, не размыкая рук, потянула его в сторону своей спальни, он не удивился и не стал сопротивляться.
Джонатан усилием воли изгнал из головы любые мысли о прошлом и о том, что ждало впереди. Он приказал себе жить этим моментом, насладиться им, запомнить его во всех мелочах и деталях. Он знал, что Кора пытается делать то же самое, но ей это давалось хуже. Поэтому, когда ее лоб вдруг хмурился, а в глазах начинали блестеть слезы, Джон усиливал напор, пока глаза ее не становились совсем черными от страсти, лоб не разглаживался, а губы не приоткрывались в счастливом вздохе.
В порыве желания Кора была прекрасной, прекраснее, чем Джон когда-либо позволял себе представить, и он обнаружил, что вся его сдержанность словно сгорела в ее пламени. Вот только что он не был способен выдавить из себя пару самых важных слов, а теперь не мог закрыть рот, не мог остановиться, вновь и вновь рассказывая Коре, как она красива, как желанна, как давно он мечтал о том, чтобы прикасаться к ней, целовать ее, ласкать ее, вдыхать ее пьянящий запах, зарывшись лицом в рассыпавшиеся по подушке волосы, чувствовать, как она содрогается от удовольствия и знать, что это сделал он.
Страсть, копившуюся так долго, не выплеснуть одним порывом. Вновь и вновь Джон с Корой льнули друг к другу, забывались недолгим счастливым сном, просыпались, переплетясь телами, и вновь начинали древний танец. На какое-то мгновение они позволили себе поверить, что это будет длиться вечно. Но время — самая неумолимая сила во Вселенной. Его нельзя остановить, его не попросишь об отсрочке. Вслед за усталостью в их маленький счастливый кокон начало просачиваться осознание неизбежности расставания.
- Ты ведь не можешь остаться... - прошептала Кора, прижавшись лицом к его плечу. Это был не вопрос, а грустная констатация.
- Ты не можешь уйти со мной... - выдохнул Джон, тоже не спрашивая, точно зная, что она не сможет бросить семью. В конце концов, именно такую он ее и любил — сильную, заботливую и отчаянно верную тем, кто был ей дорог.
- Поцелуй меня? - попросила Кора, и он послушно выполнил просьбу.
Когда тяжесть грядущего наконец стала сильнее притяжения между их телами, они медленно выбрались из постели и принялись одеваться, не сводя друг с друга глаз. Они даже обменялись парой шуток, и Джон помог Коре застегнуть блузку, и она пригладила его волосы, и они очень старались вести себя нормально.
Они вместе зашли в каюту Джонатана за его вещами. Вместе дошли до двери шлюза. Ее голос почти не срывался. Его рука почти не дрожала.
- Прощай, Джон.
- Прощай, Кора.
Неуверенный в своих силах, он протянул ей руку, он она все-таки обняла его — коротко и отчаянно сильно — а потом быстро отстранилась и подтолкнула его к шлюзу.
- Не оглядывайся, - попросила она и он кивнул. Если так ей будет легче...
Он чувствовал ее взгляд на своей спине, пока не свернул с причальной палубы внутрь станции.
* * *
Кора дождалась, пока темная голова Джона скроется за поворотом, глубоко вдохнула, хлопнула ладонью по контрольной панели рядом с дверь шлюза, включая внутреннюю связь, и скомандовала:
- Отчаливаем, капитан. Нам пора домой.